Поэтому я оставил пистолет на спине, за ремнем, и по уступу двинулся вдоль стены к жерлу самого высокого из трех тоннелей. Располагался он на дюйм или два выше моей головы, на четыре фута выше того тоннеля, из которого я вылез.
Грязная вода, льющаяся с потолка, попадая в бассейн, поднимала кучу брызг, которые быстро вымочили мне штанины. Но я уже не мог стать более грязным, чем был, или более несчастным.
Как только эта мысль пришла мне в голову, я погнал ее прочь, потому что она противоречила действительности. В ближайшие десять минут я мог стать куда более грязным и несчастным, чем в настоящий момент. Если бы за этот период времени Андре успел добраться до меня.
Я поднял руки, ухватился за кромку верхнего тоннеля, подтянулся, перебирая мысками кроссовок по стене, и забрался в верхний тоннель.
Угнездившись на новом месте, подумал о том, чтобы дождаться появления Андре из среднего тоннеля и расстрелять его, воспользовавшись удобством позиции. Для человека, который еще несколькими часами раньше и думать не хотел о том, чтобы пустить в ход оружие, у меня возникло неестественно сильное желание устроить моему врагу свинцовый душ.
Но я тук же обнаружил недостаток моего плана. У Андре тоже был пистолет. Из тоннеля он будет вылезать осторожно и, как только я выстрелю в него, выстрелит в ответ.
А с этими бетонными стенами, рикошетами, разрывающим барабанные перепонки грохотом…
Мне бы не хватило патронов, чтобы удержать его во втором по высоте тоннеле до того момента, как вода поднимется достаточно высоко и потечет в этот тоннель, заставив его дать задний ход. Вот я и решил, что лучший для меня вариант — продолжить отступление.
Я находился в самом высоком тоннеле из трех. При обычной грозе он бы остался сухим, но не при таком потопе. Уровень воды подо мной поднимался с каждой минутой.
К счастью, верхний тоннель был большего диаметра, порядка четырех футов. По нему я мог не ползти, а идти, чуть согнувшись.
Я не знал, куда он меня выведет, но не возражал против того, чтобы увидеть новые места.
И когда я уже начал подниматься, за спиной у меня раздался пронзительный писк. Андре, понятное дело, так пищать не мог, и я сразу понял, кто издает такие крики: летучие мыши.
Глава 56
Град в пустыне — редкость, но, если такое случается в Мохаве, он может покрыть землю ледяной коркой.
Если бы наверху выпал град, тогда, почувствовав, как на шее и лице образуются нарывы, я бы уже не сомневался, что бог решил позабавиться, наслав на меня те беды, которые в свое время достались Египту.
Не думаю, что про летучих мышей написано в Библии, хотя и следовало бы их упомянуть. Если память мне не изменяет, Египет заполонили полчища жаб — не летучих мышей.
Но любые полчища злобных жаб не заставят кровь бежать так быстро, как одна стая этих мерзких крылатых грызунов. Эта простая истина заставляет усомниться в драматургических способностях нашего божества.
Когда жабы умерли, они послужили кормом для вшей, которые стали для Египта третьей чумой. Вши заполонили Египет по воле того же Создателя, который разрисовал небо над Содомом и Гоморрой кроваво- красным, наслал огонь и серу на оба города, разрушил все убежища, в которых пытались укрыться люди, разбил, словно яйца, все камни, которые использовались для строительства.
Обходя колодец по уступу и залезая в верхний тоннель, я не направлял луч фонаря прямо над собой. Вероятно, множество тварей с кожистыми крыльями спокойно там спали, зацепившись за потолок.
Я не знаю, что их потревожило, да и потревожило ли. Ночь наступила не так уж и давно. Возможно, в это время они всегда просыпались, расправляли крылья и улетали, чтобы запутаться в волосах маленьких девочек.
Все они пронзительно запищали, синхронно. А я в этот самый момент, только-только успев подняться в верхний тоннель, распластался на полу, закрыв голову руками.
Они покинули созданную руками человека пещеру через самый верхний из отводных тоннелей. Вероятно, полностью он никогда не наполнялся водой, то есть всегда обеспечивал летучим мышам выход.
Если бы меня спросили, сколько их было в тот момент, когда они пролетали надо мной, я бы ответил: «Тысячи». Часом позже на тот же вопрос дал бы другой ответ: «Сотни». А по правде говоря, их было меньше ста, может, только пятьдесят или шестьдесят.
Отражаясь от цилиндрических бетонных стен, шорох их крыльев напоминал треск мнущегося целлофана. Обычно такие звуки накладываются мастерами озвучивания на кадры пожара. Летучие мыши не подняли ветра, но принесли с собой, а потом и унесли запах аммиака.
Несколько их коснулись крыльями моих рук, которыми я закрывал голову, коснулись легко, я мог бы представить себе, что это птицы, но вместо этого в голову полезли другие ассоциации: тараканы, саранча. Так что летучие мыши осаждали меня в реальности, а насекомые — в воображении. Саранчу, кстати, господь также насылал на Египет.
Бешенство!
Я где-то прочитал, что в любой колонии летучих мышей четверть животных инфицирована этим вирусом, и теперь ждал яростного укуса, второго, третьего. Но ни одна летучая мышь не сочла необходимым разевать ради меня пасть.
Однако, хотя никто меня не укусил, две-три на меня нагадили, выразив свое отношение к незваному гостю. В общем, я стал грязнее и несчастнее, чем был десятью минутами раньше.
Я поднялся и, согнувшись, зашагал прочь от сборного колодца. Где-то впереди, возможно, не очень далеко, надеялся найти выход из системы сливных тоннелей. Через двести ярдов, успокаивал я себя, максимум через триста.
Конечно, по пути мне предстояла встреча с Минотавром. Минотавр питался человечиной. «Да, — пробормотал я, — но ел он только девственниц». И тут же вспомнил, что я — девственник.
В луче фонаря я увидел Y-образную развилку. Уходящий влево тоннель продолжал спускаться. Тот, что находился по мою правую руку, вливался в мой тоннель. Он как раз поднимался, и я решил, что он быстрее приведет меня к выходу на поверхность.
Прошел по нему двадцать или тридцать ярдов, когда услышал (а разве могло быть иначе), что летучие мыши возвращаются. Они вылетели в ночь, увидели, что бушует гроза, и тут же полетели обратно, в уютный подземный рай.
Сильно сомневаясь, что и вторая наша встреча обойдется без укусов, в панике я поменял направление движения и побежал, сгорбившись, словно тролль. Вернувшись в уходящий вниз тоннель, свернул вправо, подальше от сборного колодца, в надежде, что летучие мыши помнят свой домашний адрес.
Когда шум их крыльев достиг максимума, а потом начал стихать, я остановился, тяжело дыша, привалившись спиной к стене.
Может, в момент возвращения летучих мышей Андре находился на уступе, перебираясь от среднего отводного тоннеля к верхнему. Может, они напугали его, он свалился в колодец, и его проткнули торчащие со дна самурайские мечи.
Эта фантазия зажгла огонек надежды в моем сердце, но лишь на короткое время: не мог я поверить, что Андре испугается летучих мышей. Или вообще способен испугаться.
До меня донесся зловещий звук, которого я не слышал раньше: что-то загромыхало, словно огромную гранитную плиту тащили по другой такой же плите. И источник звука находился между тем местом, где я находился, и сборным колодцем.
Обычно звук этот означал, что где-то в стене открывается потайная дверь, чтобы позволить войти злобному императору в высоких сапогах и плаще.
