Возвращенцы. Где хорошо, там и родина.

еврей. Поэтому, получив письмо от Вассермана, я, ни разу не встречавшимся с ним, вспомнил, что где-то на восточной окраине государства живет такой еврей сибирской породы, лихой парень, человек такого склада, которых Борис Слуцкий с уважительной иронией называл «иерусалимскими казаками». Я также знал, что в Иркутске всегда найду приют и понимание не только у Шугаева и Распутина, но и у Марка Сергеева или Сергея Иоффе, а в Красноярске у Зория Яхнина, бесталанного, но отчаянного любителя выпить и поговорить о поэзнн, во Львове у Гриши Глазова, в Сталинграде у Изи Окунева. Да практически в каждом городе России, и не только России, я знал хоть одного веселого и общительного писателя— еврея. И вдруг вот такое письмо…

Впрочем, не вдруг… А после того, как я опубликовал в 1980 году стихотворение «Родная земля» — мои размышления о еврейской эмиграции.

РОДНАЯ ЗЕМЛЯ

Но ложимся в нее и становимся ею,

Оттого и зовем так свободно — своею.

Анна Ахматова

Когда-то племя бросило отчизну,
ее пустыни, реки и холмы,
чтобы о ней веками править тризну,
о ней глядеть несбыточные сны.

Но что же делать, если не хватило
у предков силы родину спасти
иль мужества со славой лечь в могилы,
иную жизнь в легендах обрести?

Кто виноват, что не ушли в подполье
в печальном приснопамятном году,
что, зубы стиснув, не перемололи,
как наша Русь, железную орду?

Кто виноват, что в грустных униженьях
как тяжкий сон тянулись времена,
что на изобретеньях и прозреньях
тень первородной слабости видна?

И нас без вас, и вас без нас убудет,
но, отвергая всех сомнений рать,
я так скажу: что быть должно —
да будет, вам есть где жить,
а нам — где умирать…

Оно было написано в начале 70-х годов в поезде «Иркутск — Москва», когда я возвращался с охоты из иркутских северов, из милого Ербогачена, но впервые напечатано в книге «Солнечные ночи» в 1980 году.

…По возвращении из Сибири я вскоре попал на день рождения поэта Вадима Кузнецова, где познакомился с тогдашним редактором «Комсомольской правды» Валерием Ганичевым. Под ним тогда земля горела, его убирали из «Комсомолки», по слухам, якобы за то, что где-то в бане во время застолья друзья подняли за него тост как за будущего генсека, а он благосклонно выслушал эти пожелания. Услышав во время нашей встречи несколько моих стихотворений, Ганичев срочно предложил мне напечатать их в «Комсомолке», что я и сделал. Подборка, что и говорить, по тем временам получилась оглушительная, тем более что в ней тоже было стихотворение, нарушающее табу на русско-еврейский вопрос.

Для тебя территория, а для меня это родина,
сукин ты сын,
да исторгнет тебя, как с похмелья,
земля с тяжким стоном берез и осин…

Я с тобою делил и надежду, и хлеб,
и плохую и добрую весть,
но последние главы из Книги Судеб
ты не дал мне до срока прочесть.

Что ж, я сам прозреваю,
не требуя долг, оставайся с отравой в крови.
В языке и в народе известно,
что волк смотрит в лес, как его ни корми.

Впрочем, волк — это серый и сказочный зверь,
защищающий волю свою.
Все давно мне понятно,
но даже теперь много чести тебе воздаю.

Гнев за гнев, коль не можешь любовь за любовь,
Так скитайся, как вечная тень,
ненадолго насытивший ветхую кровь
исчезающий оборотень.

Стихотворение «Разговор с покинувшим Родину» вызвало обильную почту, среди которой попадались весьма интересные письма от весьма проницательных читателей, умевших разглядывать и читать сквозь лупу не то чю каждую строчку, но каждое слово, выходившее из-под моего пера.

Уважаемые товарищи!

В рубрике «Поэтические встречи» в номере от 12 октября с, г. «Комсомольская правда» опубликовала