и заботы, у других если не классовые, то сословные или кастовые интересы.

Сталин очень хорошо чувствовал желание советской бюрократии стать над народом, отделиться от него, превратиться в новое дворянство и не раз повторял: «Каста проклятая!» И, как это ни парадоксально, порой русские таланты, выраставшие в атмосфере «сословного», «кастового» воздуха, насыщенного вирусами социального расизма, легче сближались с родившимися в 20-30-х годах еврейскими сверстниками, нежели с родными по крови Беловыми, Шукшиными, Рубцовыми. И вполне закономерно, что в наше «новорусское» время бывшие еврейские или космополитические диссиденты вроде Войновича или Аксенова и потомки дворянских родов Глазуновы и Михалковы стали людьми общей касты, которую, условно говоря, можно назвать сегодняшними новыми «детьми Арбата». Отныне их объединяет общая неприязнь к русскому простонародью. У одних социальная, у других — национальная.

Особенно наглядно история продемонстрировала этот феномен, когда молодой русский парень из окружения Лимонова на какой-то пресс-конференции или презентации, проводимой русским человеком Никитой Михалковым, чем-то возмущенный, бросил в знаменитого режиссера то ли яйцо, то ли помидор. Охранники Никиты Сергеевича тут же схватили наглеца, заломили ему руки, а к обидчику подошел лощеный, элегантный отпрыск дворянского рода и без замаха, как хороший футбольный форвард, вонзил ему свой остроносый модный ботинок в низ живота… Словом, поступил с простолюдином по-дворянски… И миллионы людей видели по телевидению эту позорную сцену.

Слепая сословная ненависть к низам не раз выплескивается на страницы глазуновской книги «Россия распятая»: «Шудры — рабы, слуги общества»; «именно из шудр, черни — отбросов сословного общества, всегда готовых грабить и убивать, во все времена формировались легионы «сознательных пролетариев», рушащих алтари и троны»; «пролетарии и шудры — это фактически одно и то же».

А что, разве с этой точки зрения нынешние несчастные скинхеды, выброшенные из общества, не являются шудрами? Так же как нищие подростки, которых на знаменитых бразильских пляжах Копакобана время от время отстреливают специальные отряды, как бы очищающие от этих париев город, как от бродячих собак. Молодая, но уже известная поэтесса Марина Струкова — крестьянская дочь из Тамбовской губернии, любимица ребят из РНЕ и сегодняшних скинхедов, на мой взгляд, куда более русский человек, нежели дворянин Илья Глазунов, потому что она знает: нынешние шудры — это дети народа:

Пляшет облако гари по ночным городам. Я из партии парий и ее не предам. Искры на пепелищах загораются вновь. Я за злых и за нищих, за бунтарскую кровь.

Да, время от времени Илья Сергеевич проклинает новое время в своих мемуарах, в картине «Рынок русской демократии», но это — для публики. Для элиты же он работает честно, добросовестно, профессионально, создавая галерею ее отцов-основателей, ее идеологов и лидеров, увековечивая победу элиты над народом.

Забыл Илья Сергеевич, называющий себя христианином, что все окружение Христа — от апостолов до Марии Магдалины и разбойника, висевшего на Кресте рядом со Спасителем, — было для римской и иерусалимской знати своеобразными «шудрами» той эпохи; забыл о том, что мы все равны перед Богом… Забыл великую картину Александра Иванова «Явление Христа народу»: вокруг Спасителя почти все — шудры, «мир голодных и рабов», у одного даже обрывок веревки на шее…

Но зато каков у Ильи Сергеевича в его книге инстинкт социального расизма! Поглядел на человека и все понял: «В нем сразу угадывалась дворянская кровь».

* * *

В новорусской жизни спрос на Глазунова поднялся до фантастических высот. В результате завершившейся Великой криминальной революции настало его подлинное время. Зачем ему теперь послы с их женами, европейские короли и президенты, если у нас в России появились свои миллионеры и миллиардеры, способные платить за портреты не меньше любого шведского короля!

Им не нужно никакой рембрандтовской игры тени и света, никаких психологических нюансов, присутствующих в аскетическом, со впавшими щеками, лике Леонида Бородина, или пышущем русским кустодиевским здоровьем портрете синеглазого Солоухина, или в образе Шафаревича — полном трепета и колебания перед выбором судьбы.

Нет. Образы из новой галереи — это прежде всего золоченые резные кресла, в которых восседают хозяева жизни. Это перстни и кольца, сверкающие на их пальцах, это тщательно изображенные костюмы, шляпки и галстуки от самых что ни на есть знаменитых кутюрье. Это дотошно выписанные кружева и складки нарядов. Это натуралистически отточенные, предельно узнаваемые, безошибочно схваченные лица, руки, глаза, лысины, ордена, фуражки, мундиры. Впечатление таково, что сначала персонажи были вылеплены из воска и выставлены в салоне мадам Тюссо. Потом с восковых фигур сделаны цветные фотографии. И только потом художник с этих фотографий писал парсуны.

«…Слава его росла, работы и заказы увеличивались. Уже стали ему надоедать одни и те же портреты и лица, которых положенье и обороты сделались ему заученными. Уже без большой охоты он писал их, стараясь набросить только кое-как одну голову, а остальное давал заканчивать ученикам […] Кисть его хладела и тупела, и он нечувствительно заключился в однообразные, определенные, давно изношенные формы. Однообразные, холодные, вечно прибранные и, так сказать, застегнутые лица чиновников, военных и штатских немного представляли поля для кисти…» (Гоголь Н. В. Портрет).

Листаешь тяжелые, глянцевые страницы, и перед тобой проходят лики сильных мира сего. Назарбаев (1990 г.) и Павел Бородин (1991 г.), папа римский (1995 г.) и бывший начальник «Росвооружения» генерал Котелкин (1994 г.). Следом за ними московский мэр. И — жена (1998 г.). Становится понятным, о чем писал Гоголь.

Рядом с Лужковым, конечно же, должны быть портреты его вернейших соратников — и действительно, вот они: Олег Толкачев, бывший хозяин московского имущества, и главный строитель Москвы Владимир Ресин, тут же и бессменный помощник мэра господин Ким (1996 г.)… Целыми номенклатурными ульями уснастил художник свой знаменитый альбом. В советское время до помощников генсеков ни он сам, ни кто-либо другой из художников не опускались…

Затем следует клан персонажа, оплатившего художнику работы по реставрации интерьеров Кремлевского дворца: Виктор Столповских (1997 г.) в окружении портретов жены, матери и, видимо, двоих детей, которые, как два цесаревича, красуются в овальных золоченых рамах.

А сколько политиков, совершавших криминальную революцию, обрели «вечную жизнь» от прикосновения к холсту кисти Ильи Глазунова! Шохин с супругой. Чета Собчаков. Он в наполеоновской позе со скрещенными на груди руками, она в туалетах, не снившихся Екатерине Великой. А Валентина Матвиенко, вся в золоте и кружевах!

Персонал, обслуживающий элиту (певцы, журналисты, поэты), тоже необходим в альбоме. Круг деятелей культуры неширок, поскольку с обнищавшими, когда-то славными именами русских патриотов давным-давно покончено. Общественная их роль — отыграна. А больших гонораров за свои портреты они платить не могут. То ли дело Иосиф Кобзон с супругой Нелли (1990) или знаменитый поэт современности Илья Резник с бабочкой на шее и с книгой бессмертных стихотворений в холеных руках (1999).

Ну и, конечно, в альбоме скромно, но все-таки представлены люди из демократической империи СМИ, подновившие вокруг головы художника ореол славы, который на переломе эпох начал было тускнеть. Это и журналист Лев Колодный, попавший в альбом, видимо, за книгу о И. С. Глазунове; здесь же начальник российских журналистов Виталий Игнатенко, любимый собеседник Юрия Лужкова на телеэкране — Павел Горелов и другой Павел — главный редактор «Московского комсомольца» по фамилии Гусев. Первый удостоен кисти Глазунова за организацию телепередач с Ильей Сергеевичем, второй за то, что напечатал в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату