— Да потому, что вы хотя и говорите на слишком правильном для местного жителя английском языке, — ответил Гриффит, — тем не менее произносите «р» совсем не так, как человек, родившийся по ту сторону Атлантики.
— Не все ли равно, где человек родился и как он говорит? — холодно возразил лоцман. — Лишь бы только он смело и честно выполнял свой долг.
Темнота, сменившая сумерки, пришла весьма кстати, для того чтобы эта беседа и дальше протекала мирно, ибо она скрыла выражение презрительной иронии на красивом лице молодого моряка, когда он ответил:
— Правильно, правильно, человек обязан честно выполнять свой долг. Но, как заметил Барнстейбл, вы должны хорошо знать фарватер, если беретесь провести корабль через эти отмели, да еще в такую ночь. Вы представляете, какая у нас осадка?
— Осадка фрегата, и я постараюсь провести вас по глубинам в четыре сажени. Меньше было бы опасно.
— Наш фрегат — чудесное судно! — сказал Гриффит. — Он слушается руля, как солдат морской пехоты — своего сержанта на учениях. Но для лавирования против ветра ему нужен простор, потому что скорость у него такая, будто он идет прямо по ветру.
Лоцман внимательно выслушал это описание качеств судна, которое готовился вывести из крайне опасного положения. Он не упустил ни единого слова, и когда Гриффит закончил свою речь, заметил так же хладнокровно, как и раньше:
— При узком фарватере это одновременно и достоинство и недостаток. Боюсь, что как раз сегодня, когда нам необходимо держать корабль в узде, оно обернется недостатком.
— Нам, наверное, придется все время нащупывать проход с помощью лота? — спросил Гриффит.
— Нам пригодятся и глаза и лот, — ответил лоцман, а потом добавил, словно обращаясь к самому себе: — Мне доводилось входить и выходить отсюда и в более темные ночи, но никогда еще осадка не бывала больше двух с половиной саженей.
— Тогда, клянусь, вам не провести наш фрегат через эти рифы и буруны! — воскликнул Гриффит. — Плавая на судах с малой осадкой, вы не можете знать здешних вод; изучить проходы можно только при низко сидящем киле. Берегитесь шутить с опасностью, лоцман! Не играйте так рискованно перед лицом врага!
— Молодой человек, вы не знаете, чем и кому вы грозите, — сурово сказал лоцман, оставаясь по- прежнему спокойным. — Вы забываете, что над вами здесь есть начальник, а надо мной — нет.
— Это будет зависеть от того, как вы исполните свои обязанности! — вскричал Гриффит. — Потому что, если…
— Тише! — прервал его лоцман. — Мы подходим к фрегату, поднимемся на борт его в добром согласии.
С этими словами он откинулся на подушки сиденья, а Гриффит, хотя и ожидал всяких бед из-за неопытности своего спутника или предательства с его стороны, все же заставил себя подавить свои чувства настолько, чтобы замолчать, и они поднялись на борт корабля с виду в полном согласии.
Фрегат уже покачивался на длинных волнах, которые катились с открытого моря, непрерывно следуя одна за другой и вздымаясь все выше и выше. Однако марсели все еще безжизненно свисали с рей, ибо порывы ветра, время от времени долетавшие с берега, не могли надуть тяжелую ткань этих парусов.
Поднимаясь по трапу, Гриффит и лоцман слышали только, как угрюмо шумели волны, разбиваясь о высокие борта корабля, и как пронзительно свистала боцманская дудка, призывая фалрепных, поставленных по обе стороны трапа, приветствовать первого лейтенанта и лоцмана.
И, хотя глубокая тишина царила на огромном судне, на борту которого находилось несколько сот человек, свет десятка боевых фонарей, расположенных в разных частях палубы, позволял не только различать лица матросов, но и читать на них озабоченность и любопытство.
Люди собрались большими группами на трапах, вокруг грот-мачты и на вантах судна, и в тени можно было заметить матросов, примостившихся на нижних реях и склонившихся с марсовых площадок. Все эти люди проявляли одинаково жадный интерес к прибытию катера.
Офицеры фрегата собрались на шканцах. Они расположились в порядке старшинства и были столь же молчаливы и внимательны, как и остальные члены экипажа. Впереди стояло несколько молодых людей, судя по их нашивкам, одного чина с Гриффитом, но ниже его по должности. А у противоположного борта видна была совсем зеленая молодежь — приятели мистера Мерри. Наконец, близ кормового шпиля стояло еще три-четыре человека. На одном из них был синий мундир с алыми нашивками офицера морской пехоты, а на другом — черная сутана корабельного священника. Сзади них, у прохода в каюту, появился командир корабля — высокий, стройный старик.
Быстро обменявшись приветствиями с младшими офицерами, Гриффит в сопровождении лоцмана направился к ожидавшему их капитану фрегата. Молодой человек обнажил голову и поклонился ниже, чем обычно.
— Мы выполнили поручение, сэр, — сказал он, хотя нам пришлось потратить больше труда и времени, чем полагалось.
— Но я не вижу лоцмана, — заметил капитан, — . а без него и вся ваша отвага и труды были напрасны.
— Вот он, — ответил Гриффит, отступая в сторону и указывая на человека, который стоял за его спиной, закутавшись до подбородка в свой грубый коричневый камзол и прикрыв лицо широкими полями шляпы, по всей видимости, много и честно послужившей ему.
— Этот? — воскликнул капитан. — Значит, произошла печальная ошибка: передо мной не тот человек, который мне нужен и которого никто не может заменить.
— Не знаю, кого вы ждали, капитан Мансон, — сказал незнакомец, — но, если вы не забыли день, когда впервые на ветру затрепетал флаг, совсем не похожий на эту эмблему тирании, которая полощется над вашим гакабортом, вы, вероятно, вспомните и руку, поднявшую его.
— Принести огня! — поспешно приказал капитан.
Когда яркий свет фонаря осветил черты лоцмана, капитан Мансон вздрогнул, встретив решительный взгляд светлых глаз и увидев бледное, но спокойное лицо. Невольно сорвав с головы шляпу, покрывавшую его серебряные кудри, старик воскликнул:
— Это он! Но как изменился…
— Чтобы враги не могли узнать его, — тотчас договорил за него лоцман. Взяв капитана под руку, он отозвал его к борту и шепотом продолжал: —
И друзья тоже, пока не пробьет нужный час.
Гриффит отошел в сторону, отвечая на жадные расспросы товарищей, и поэтому ни один из офицеров не слышал этого короткого разговора. Впрочем, все тотчас поняли, что их командир увидел свою ошибку и что доставленный на борт корабля лоцман был тот самый, кого он ждал. Некоторое время капитан и лоцман прохаживались по шканцам, сосредоточенно о чем-то беседуя.
Так как Гриффит быстро исчерпал свои новости, любопытство слушателей было скоро утолено, и взоры всех присутствующих снова обратились на таинственного лоцмана, который должен был вывести их из этих мест, где опасность, возрастая с каждой минутой, становилась все более грозной.
ГЛАВА IV
… смотри на паруса,
Невидимым наполненные ветром,
Влекут они суда по бурным водам,
Прибой встречая грудью…
Читателю уже известно, что небо и море вокруг наших героев были насыщены всеми тревожными признаками, способными зародить дурные предчувствия в груди моряка. Посреди бухты ночь казалась не такой тревожной, как в тени утесов, однако видимость оставалась плохой, хотя в восточной части горизонта над угрюмым морем появилась полоса зловещего света, которая позволяла отчетливо различать вздыбленную поверхность высоких волн, с каждым мгновением приобретавших все более грозный вид. Над кораблем, почти касаясь его высоких мачт, нависли черные тучи, и лишь в полосе света на краю небосклона чахлыми огоньками мерцали редкие звезды. Время от
