Она замолчала. Оркестр играл цыганскую песню. По углам зала сидели парочки. Никто больше не танцевал. За соседним столом сидели двое мужчин и говорили о бирже. Действительность постепенно овладевала залом.
— Такое редко случается, чтобы две жены одного мужчины вот так мирно сидели за одним столом, — сказала Марион.
— Почему же? Мой дед имел четыре жены сразу и все четыре прекрасно понимали друг друга. Даже лучше, чем своего мужа.
Марион открыла сумку. Она достала маленькое зеркальце и провела по лицу пуховкой.
— Я очень рада, что у Алекса снова все хорошо. Он тогда все принял слишком близко к сердцу. Боже мой, такое же часто случается в жизни, люди расстаются. Я не могла иначе, я должна была уйти. Вообще-то Алекс счастливый человек, вы же ладите друг с другом?
Голос Марион звучал холодно. Азиадэ спрятала нос и глаза в чашке кофе. Потом она хитро улыбнулась:
— О да, мы отлично понимаем друг друга. Хаса очень терпелив со мной. Я же дикарка, и совсем не такая, как он. Но он всегда очень внимателен и исполняет все мои желания. Но я уверена, что он делает все это не ради меня. Он просто очень хороший муж. Очень внимательный, обходительный, нежный. Он был бы так же мил с любой другой женщиной. Это совсем не трудно быть счастливой с Хасой, так что у нас действительно все хорошо.
Марион улыбалась. Она думала о квартире, о постели, о Хасе в белом халате и о журналах в приемной.
— Они все так же сидят в гостиной у окна, а Хаса кричит в ординаторской: «Скажите „два“».
Азиадэ радостно закивала:
— Да, а пациенты отвечают: «четырнадцать» или «Что простите?», а затем стучат инструменты. По началу я хотела помогать Хасе в ординаторской, но он не разрешил мне этого делать.
— А мне он позволял себе ассистировать.
В голосе Марион угадывалось едва заметное превосходство.
— Мне разрешалось протягивать ему инструменты, выписывать счета и давать детям шоколадки. Вначале мне это нравилось, но это плохо, когда муж с женой целый день вместе.
Из-за того, что я знала всех его пациентов, мы обсуждали их и в свободное время. Так не могло продолжаться долго.
Застывшее лицо Марион вдруг смягчилось. В руках она держала смятый носовой платок. Странным казалось, что было время, когда она протягивала Хасе инструменты и ревновала к красивым пациенткам. Эти времена давно прошли. Между тем временем и настоящим стоял Фритц, по которому сходили с ума все женщины. Были и другие, но об этом лучше не думать.
Азиадэ вздохнула.
— Иногда я завидую вам, Марион. Вы знаете Хасу намного лучше, чем я. Я плохо разбираюсь в европейских мужчинах. Кроме Хасы, я знала в Берлине еще пару лысых сокурсников, которые занимались расшифровкой иероглифов. Мы должны чаще встречаться и говорить о нашем муже.
«Глупая девчонка, — думала Марион, — или у них что-то не так в браке. Что за неожиданная благосклонность!»
Она посмотрела на Азиадэ с любопытством. Серые, необычного разреза глаза смотрели с наивной беспечностью. Мягкие губы были сжаты. Руки были беспомощно сложены на столе. Маленькая, глупая девочка сидела перед Марион, шалунья, которая вероятно ревновала к тому, что ее муж танцевал с другими женщинами. Марион приветливо улыбнулась.
— Хорошо Азиадэ. Я с радостью буду с вами встречаться. Я хорошо знаю Алекса, во всяком случае я так думаю.
Большой зал почти опустел. Только Наполеон одиноко сидел в центре. Пестрые воздушные змеи устало опустились на пол. Яркие бумажные фонарики светили мерцающим нереальным светом. С лиц официантов постепенно сползала важность и строгость, они принимали обычный вид.
Снаружи, на лестнице, которая вела на второй этаж, раздался громкий смех и в кафе вошли несколько веселых мужчин. Впереди, в шелковых одеждах китайских мандарин, с подрисованными косыми глазами шел хирург Матес. За ним шел Хаса. Колпак алхимика немного съехал на бок.
— Вот ты где Азиадэ, а мы ищем тебя повсюду, — закричал он и подошел к столу.
— А пока ты меня искал, — улыбалась Азиадэ, — две твои жены сошлись и вместе пили мокко.
Хаса остолбенел. Только теперь он узнал Марион.
— Добрый вечер, Алекс, — весело сказала Марион, — присаживайся, или мне лучше уйти?
— Ну что ты, Марион. Я очень рад. Мы же… мы же… можем выпить бокал вина. Так значит ты тоже здесь..?
Безграничная смущение звучало в его голосе.
— Паша в своем гареме, — крикнул Матес. — Это нужно отметить. Официант, вина!
Он шумно отодвинул стул в сторону. Доктор Захс разлил вино, а гинеколог Хальм поднял бокал.
—
Зазвенели бокалы. Никто и не заметил, что и Азиадэ быстрым движением опустошила бокал. Сердце ее забилось. Великий мудрец Шах Исмаил из Ардебиля правду говорил, что есть минуты, когда вино не запрещается. Марион мечтательно улыбалась.
— Подумать только, — произнес доктор Захс с задумчивым видом, — подумать только, я был свидетелем при вашем разводе. А теперь мы все дружно сидим за столом.
Он покачал головой и налил себе бокал.
Хаса сидел рядом с Азиадэ. Он обнимал ее с видом победителя и одновременно, как бы ища у нее защиты. Его чуть раскосые глаза неотрывно смотрели на Марион, а рука тонула в волосах Азиадэ.
— Моя первая жена давно уже снова вышла замуж, но до сих пор подбирает мне галстуки, — смеялся гинеколог Халм, который успел уже два раза развестись. — А в день развода она угрожала мне штыком.
Марион подняла голову и с улыбкой посмотрела на Хасу.
— Алекс, а что стало с пугачом, которым ты меня собирался застрелить?
Марион торжествовала победу. Как долго она ждала этого момента, когда она сможет задать этот вопрос. Хаса покраснел. Действительно было время, когда он угрожал Марион пистолетом. Все за столом знали это, кроме Азиадэ. Но было неприятно, что ему напомнили об этом.
— Я продал тот пистолет за гроши, потеряв на этом пять шиллингов.
Он смущенно улыбнулся, а Марион рассмеялась:
— Я как-нибудь возмещу тебе эти пять шиллингов, Алекс.
В зале стало тихо. Оркестр собирал свои инструменты. Петр Первый зевая пошел к выходу. Один мужчина в очках проходя мимо, улыбнулся Марион, но она отвернулась.
— Как ты находишь мою дикарку-жену? — спросил Хаса, все еще поглаживая волосы Азиадэ.
— Тебе повезло, Алекс, у тебя восхитительная жена. Она только что рассказала мне, как вы счастливы друг с другом. Я действительно очень рада за тебя.
Она снова приняла надменный вид и протянула Хасе на прощание руку.
— Пойдемте, сцена становится слишком трогательной, — сказал доктор Захс.
Все поднялись. Азиадэ шла по залу, позванивая золотыми монетками на лбу. Она взяла толстого доктора Хальма за руку и закружилась с ним по залу. Затем она побежала к гардеробу. На улице светало. Люди снова возвращались в свои поношенные души. Нарушенный земной порядок вновь обретал свои привычные формы.
— Увидимся, Марион, — сказала Азиадэ и Марион кивнула ей.
Хаса возился с машиной. Влажный туман расстилался по улице.
— Какая хорошая ночь, — сказал Хаса, заводя мотор.
— Прекрасная ночь, — ответила Азиадэ, — чудесная ночь. Гшнас — это что-то очень хорошее. Я замечательно провела время, честно слово, Хаса.
Она положила голову ему на плечо и сразу же уснула.
