Кризис и другие

ЦРУ (Ватикану, НАТО и так далее) удалось перевербовать Фельтринелли? Чушь! Не станут Хо Ши Мин и Кастро общаться с разоблаченным агентом подобных 'ведомств'.

Загадка Фельтринелли может быть разгадана лишь при одном условии. Если удастся понять смысл игры, которая велась вокруг пастернаковского романа 'Доктор Живаго'. Игра эта описана Еленой и Евгением Пастернаками ('Переписка Пастернака с Фельтринелли', 'Континент', 2001, #107). А также Д. Быковым ('Борис Пастернак', Москва, 'Молодая гвардия', 2007), С.Д`Анджело ('Дело Пастернака. Воспоминания очевидца', Москва, 'Новое литературное обозрение', 2007), И. Толстым ('Отмытый роман Пастернака. 'Доктор Живаго' между КГБ и ЦРУ', Москва, 'Время', 2009). Список произведений, посвященных описанию этой игры, можно расширить. Но и приведенного списка вполне достаточно.

Описать игру – не значит выявить ее политический смысл. Авторы указанных произведений – не политологи, не политические герменевтики, не 'элитологи'. Оставаясь в рамках исторической достоверности (большое им за это спасибо!), они своими данными демонтируют расхожий миф о беззащитном гении по фамилии Пастернак и злых тупых гонителях этого гения. Не более и не менее.

Но что же обнаруживается по ту сторону этого мифа, сыгравшего печальную роль в нашей истории? Вот что.

Декабрь 1945 года – Пастернак начинает работать над романом, имевшим сначала несколько названий ('Мальчики и девочки', 'Смерти не будет' и так далее).

Август 1946 года – Пастернак читает на даче в Переделкино одну из глав романа своим знакомым. На чтении в числе прочих присутствует К. Федин, что однозначно свидетельствует о 'неконспиративности' проводимого мероприятия. В самом деле, Пастернак и сам-то человек крайне осторожный. Но Федин – сверхосторожный генерал от литературы. Баловаться в присутствии Федина тайным зачтением не предназначенного для напечатания произведения Пастернак не мог. А значит, налицо нечто наподобие отмашки. Мол, 'читайте, что уж там! Все равно ведь это будет напечатано! Почему бы не опробовать на ценителях – что-то уточнить, скорректировать?'

Мое предположение подтверждается тем, что уже в январе 1947 года Пастернак заключает договор с 'Новым миром' на написание романа, впоследствии названного 'Доктор Живаго'.

В течение всего 1947 года Пастернак читает отрывки из романа в литературных салонах того времени (у М. Юдиной, Н. Любимова и и П. Кончаловского).

В воспоминаниях Л. Чуковской 'Борис Пастернак' есть подробная запись о чтениях поэтом своего романа в доме литератора П. А. Кузько 5 апреля 1947 года. Чуковская вспоминает: 'Уже через несколько дней ненавистник Пастернака, Кривицкий, кричал в редакции нечто угрожающее о подпольных чтениях контрреволюционного романа'.

У каждой эпохи есть свои очевидные законы человеческого поведения. В сталинскую эпоху люди делились на три категории: смелые нонконформисты, осмотрительные конформисты и стукачи. Стукач не будет разглагольствовать в редакции, а напишет донос. Осмотрительный обыватель постарается держаться подальше от темы подпольных чтений, боясь всего на свете. Прежде всего – того, что спросят: 'Как же это Вы, товарищ, знали и не доложили в инстанции?' Смелый нонконформист уж точно будет молчать. Вывод: Кривицкий знает, что доносить бессмысленно, а негодовать можно и должно. Доносить же бессмысленно, потому что на прочтение романа имеется 'добро'. 'Добро' же имеется, потому что роман будет опубликован, как только автор завершит работу.

Автор работает над романом около десяти лет. И все эти годы безнаказанно читает главы из недописанного романа.

К примеру, в июне 1952 года Пастернак проводит очередную читку в своей квартире на Лаврушинском (номенклатурный писательский дом – 'со всеми отсюда вытекающими…'). Среди слушателей – находящаяся в явной опале (опять же – 'со всеми отсюда вытекающими') Анна Ахматова.

Сталин умирает 5 марта 1953 года.

В апреле 1954 года в журнале 'Знамя' выходит стихотворная часть романа 'Доктор Живаго' (десять стихотворений). Публикация в 'Знамени' носит название 'Стихи из романа'. Сталин умер, но движение к напечатанию романа продолжается. Иначе никогда не вышли бы стихи Пастернака под заголовком 'Стихи из романа'. Времена все еще кровожадные: 'Из какого, тудыть-растудыть, романа?'

В декабре 1955 года Пастернак заканчивает роман.

В январе 1956 года машинописный текст 'Доктора Живаго' передан в редакции 'Знамени' и 'Нового мира'.

В феврале 1956 года проходит ХХ съезд КПСС.

Казалось бы, теперь-то уж дорога к напечатанию романа совсем открыта! Но тут-то и начинаются странности.

Весной 1956 года Пастернак зачем-то отдает рукопись романа З. Федецкому! Это – иностранец (поляк, переводчик и писатель, который в первые послевоенные годы был пресс-атташе посольства Польши в СССР). Передача Федецкому рукописи романа 'Доктор Живаго' не санкционирована советскими властями. Это грубейшее нарушение правил игры, жесточайше соблюдавшихся в то суровое время. Жест отчаяния, порожденный уверенностью в том, что роман не будет опубликован? А откуда эта уверенность? Прошло лишь несколько месяцев с момента передачи рукописи романа в 'Знамя' и 'Новый мир'! ХХ съезд, казалось бы, открывает для Пастернака новые перспективы! Или – не открывает, а закрывает?

Почти одномоментно с передачей рукописи романа Федецкому Пастернак отдает рукопись другому иностранцу. Сотруднику итальянской редакции Московского международного радио, члену итальянской компартии Серджо Д`Анджело.

Д`Анджело по простоте душевной написал: '…Я поехал (на электричке) в подмосковный поселок Переделкино, где жил Пастернак. В моей поездке не было ничего тайного. Напротив, я взял с собой в высшей степени уважаемого человека, который впоследствии сделал хорошую политическую карьеру в советской системе'.

Какого человека имеет в виду Д`Анджело? Елена и Евгений Пастернаки пишут: 'Из его (Д`Анджело) интервью Э. Лозанскому в #95 'Континента' мы узнали, что это был Владлен Владимирский. Их общий друг Лолий Замойский, тоже сотрудник Комитета по радиовещанию, вспоминает, что не смог поехать тогда в Переделкино с Д`Анджело. ‹…› Замойский пишет о 'возбужденных' по возвращении друзьях с 'объемистой папкой' в руках и рисует устроенную 'по всем правилам конспирации' встречу Д`Анджело с Фельтринелли на станции берлинского метро'.

Сколько же людей в душевной простоте своей пишут нечто донельзя экстравагантное! В. Владимирский – лицо малоизвестное. Но Л. Замойский… Это почти легендарный человек, чей жизненный, да и творческий путь исключает какие-либо разночтения во всем, что касается специфики анализируемой мною игры.

Игра… Борис Пастернак говорит Д`Анджело и Владимирскому: 'В СССР ‹…› роман не выйдет. Он не вписывается в рамки официальной культуры'. Как это не вписывается, если уже напечатаны стихи из романа? Почему не выйдет, если ХХ съезд открывает очень многие шлюзы? Не вписывается или не должен вписаться? Не выйдет в СССР или должен выйти не в СССР?

Д`Анджело в присутствии В. Владимирского оговаривает с Пастернаком публикацию романа 'Доктор Живаго' в Италии. Пастернак соглашается, выставив одно условие – что Фельтринелли пообещает передать роман, 'скажем, через несколько месяцев, крупным издателям других стран, прежде всего Англии и Франции'.

Цель ведущейся игры – очевидна. Роман не должен выйти в СССР и должен выйти за границей! Но чья это игра? Кто побуждает собеседников Пастернака в ней участвовать? Богатый и авантюрный издатель Фельтринелли в принципе может побудить к участию в такой игре своего литературного агента Д`Анджело. Но В. Владимирский?.. Л. Замойский?!! Они тоже соблазнились вознаграждениями Фельтринелли?

А сам-то Фельтринелли? Он ведь не только богатый авантюрный издатель! Кто уравновесил своими аргументами В ПОЛЬЗУ напечатания веские аргументы Хрущева и Тольятти ПРОТИВ напечатания? Фельтринелли – так пишет Д. Быков – был нужен Тольятти в качестве спонсора, и потому не боялся санкций ИКП? А санкций ГРУ он почему не боялся? И – ну, сколько можно ломиться в открытую дверь! – Хо Ши Мин и Кастро принимают Фельтринелли после исключения из ИКП тоже как 'богатого человека'? Они сами – бедные люди? Фельтринелли может им компенсировать неудобства в отношениях с советским 'патроном'?