Хелен увлеченно щебетала, что Чарли — звезда не только нашей школы, света его хватает и на другие школы, особенно женские. Находились девочки, которые посещали все без исключения выступления группы «Не брюзжать!» ради того, чтобы побыть рядом с этим мальчиком, и записывали концерты на катушечные магнитофоны. Редкие фотографии Чарли ходили по рукам, пока не затрепывались в лоскуты. Видимо, ему предложили контракт на запись, который Рыба отверг по причине недостаточной подготовленности группы. Когда они будут достаточно готовы, они станут одной из самых классных групп в мире, пророчил Рыба. А Чарли, знал ли об этом Чарли, предчувствовал ли будущий успех, или просто жил изо дня в день в таком же смятении и растерянности, как все остальные?
Позже, сопровождаемый Джамилой и Хелен, я постучал в дверь папиной комнаты. Ответа не последовало.
— Может, он до сих пор в другом измерении, — сказала Хелен. Я взглянул на Джамилу и подумал: интересно, она тоже слышит папин храп? Очевидно, она слышала не хуже меня, потому что принялась громко и нетерпеливо стучать, пока дверь не открылась. Волосы у папы стояли дыбом. Увидев нас, он удивился. Мы расселись вокруг его кровати, а он погрузился в свое внушительное молчание, которое, как я недавно убедился, сопутствовало мудрости.
— Мы живем в век сомнений и неуверенности. Прежние религиозные убеждения человечества, которым люди следовали на девяносто девять и девять десятых процентов, рухнули или устарели. Наша главная проблема — атеизм. Мы заменили духовные ценности и мудрость материализмом. А теперь спрашиваем друг у друга: как же нам жить дальше? Отчаявшиеся иногда обращаются даже ко мне.
— Дядя, прошу вас…
Папа поднял указательный палец примерно на дюйм, и Джамила неохотно умолкла.
— Вот что я решил.
Мы все ждали с таким напряжением, что я с трудом удержался от нервного смешка.
— Я верю в то, что счастье возможно лишь тогда, когда ты следуешь своим чувствам, своей интуиции, своим настоящим желаниям. Повинуясь долгу, обязательствам, чувству вины или желанию доставить радость другим, добьешься только того, что сам будешь несчастлив. Нужно по возможности принимать ниспосланное тебе счастье, не из эгоизма, но помня, что ты часть единого мира, часть, не отделимая от других людей. Должен ли человек добиваться собственного счастья за чужой счет? Все до единого сталкиваются с подобной проблемой.
Он замолчал, чтобы перевести дух, и оглядел нас. Я понимал, что во время этой речи он думал о Еве. Я вдруг почувствовал себя одиноким и лишним, понимая, что рано или поздно он нас оставит. А я не хотел, чтобы он уходил, я так любил его!
— Так что, если ты себя накажешь пуританским самопожертвованием в духе английского христианства, в мире только прибавится обиды и горя. Теперь он смотрел только на Джамилу. — Люди все время просят совета. Просят совета, когда должны попытаться думать сами.
— Большое спасибо, — сказала Джамила.
Домой мы привели её уже в полночь. Она стояла на пороге, опустив голову. Я спросил, готово ли у неё решение.
— О да, — сказала она, и пошла вверх по лестнице, туда, где её родители, её мучители, лежали без сна в разных комнатах, один стараясь умереть, а другой наверняка желая смерти. Счетчик в прихожей, регулирующий расход электроэнергии, громко тикал. Мы с Хелен смотрели в лицо Джамилы, тонувшее в полумраке, и пытались угадать, что же она собирается сделать. Потом она отвернулась, погрузилась во тьму и пошла наверх, спать.
Хелен сказала, что Джамила выйдет за парня. Я сказал — нет, не выйдет. Да разве угадаешь.
Мы с Хелен забрались в Анерли-Парк, улеглись на спины в траву около качелей, и, глядя в небо, начали раздеваться. Это был славный трах, но слишком торопливый, потому что Волосатая Спина уже начал беспокоиться. Наверное, мы оба в это время думали о Чарли.
Глава шестая
Человек, прилетевший в Англию и шествующий навстречу нашим любопытным взорам и теплому зимнему пальто, которое я держал в руках, не был писателем Флобером, хотя у него были флоберовские сизые усы, двойной подбородок и не слишком много волос. Не-Флобер был ниже меня ростом, примерно с принцессу Джиту. Но, в отличие от нее, — а точные контуры её тела было трудно распознать под просторной рубахой длиною до икр и мешковатыми шелковыми штанами, собранными у щиколотки на резинку, — впереди себя Чангиз нес живот, обтянутый бордовым растянутым вязаным свитером. Волосы, дарованные ему Господом, были редкие, сухие и стояли дыбом, как будто он каждое утро зачесывал их вперед. Здоровой рукой он волок тележку с двумя расползающимися по швам чемоданами, которые не разваливались только благодаря тонкой бечевке и обтрепанному поясу от халата.
Заметив свое имя на куске картона у меня в руке, Не-Флобер попросту отпустил тележку, оставил её посреди густой аэропортовской толпы и зашагал прямиком к Джите и своей будущей жене Джамиле.
Хелен согласилась помочь нам в этот памятный день, и нам с ней пришлось спасать тележку, переть её к машине и заталкивать чангизовский хлам в багажник большого «ровера». Хелен не притронулась к чемоданам из страха, что оттуда вылетит кусачий москит и заразит её малярией. Не-Флобер стоял рядом, не садясь в машину, и царственно кивал в знак одобрения, пока не убедился, что я запер, наконец, капот, дабы вооруженные бандиты и грабители не покусились на его ценный багаж.
— Может, он привык к слугам, — громко сказал я Хелен, придерживая для него дверцу, пока он втискивался на сиденье рядом с Джитой и Джамилой. Мы с Хелен сели впереди. Это была моя месть: машина принадлежала отцу Хелен, Волосатой Спине. Знай он, что четверо «индюков» угнездили свои черные задницы на мягких кожаных сиденьях, а водителем у них не кто иной как его собственная дочь, недавно трахнутая одним из них, то-то он порадовался бы.
Свадьба была назначена на следующий день, после чего Чангиз и Джамила пару ночей проведут в гостинице «Риц», и там состоится небольшая вечеринка в честь прибытия Чангиза в Англию.
Анвар нервно выглядывал из витрины «Райских кущ», когда «ровер» завернул на улицу и остановился напротив библиотеки. Анвар даже приоделся по такому случаю: сменил костюм ранних пятидесятых на костюм поздних пятидесятых, подколотый и подогнутый где только можно, потому что хозяин его сильно исхудал. Нос и скулы торчали, а сам он был бледнее Хелен, настолько бледен, что теперь ни у кого не повернулся бы язык назвать его черножопым или черным ублюдком. Он ослаб и с трудом передвигал ноги. Ходил так, будто к его ногам привязано по мешку сахара. И когда Чангиз заключил его в объятия посреди улицы, мне показалось, что я слышу хруст костей. Потом он дважды пожал Чангизу руку и ущипнул за щеки. Эти усилия его утомили.
Анвар проявлял бурный восторг в связи с приездом Чангиза. Может, это оттого что у него никогда не было сына; а может, он просто праздновал победу над своими женщинами. Несмотря на масштаб причиненного им самому себе телесного ущерба, я давненько не видел его в таком отличном настроении и таким возбужденно-говорливым. Обычно он обходился самым минимумом слов, но в эти дни, когда я приходил помочь в магазине, он неизбежно отводил меня в сторонку — заманивая самосами, щербетом и возможностью побездельничать и без умолку тараторил. Я был уверен, что он уводил меня от Джиты и Джамилы в кладовку, где мы сидели на деревянных ящиках, как сачкующие грузчики, только потому, что стыдился, или по крайней мере стеснялся своей нечестной победы. Принцесса Джита и Джамила, напротив, пребывали в похоронном настроении, не давая Анвару ни малейшего шанса получить удовольствие от собственного тиранства. Так что ему, говнюку несчастному, не оставалось ничего лучшего, чем праздновать эту победу со мной. Неужели они никогда не оценят плодов его мудрости?
— Теперь, когда в доме появился ещё один мужчина, все изменится, ликовал он. — Магазин требует ремонта. Мне нужен парнишка, который сможет залезть на стремянку! И привозить коробки от оптовиков. Теперь можно оставлять магазин на Чангиза и Джамилу. А я получу, наконец, возможность сводить эту женщину, — он имел в виду свою жену, — куда-нибудь, где красиво.
— А где, по-вашему, красиво, дядя Анвар? В опере? Я слышал, там сейчас идет хорошая постановка
