смотрите с их собственной точки зрения. Не вмешивайтесь в их личную жизнь, не пытайтесь управлять ею, идите так глубоко, как они позволят сами. Слушайте их смиренно, даже тех, кто решил отказаться от жизни, побуждайте их слушать самих себя. Если они услышат себя, то это будет значительно лучше, чем если услышат вас. Помните, что царство знаний принадлежит смиренным.
Дав нам эти рекомендации, он, казалось, почувствовал беспокойство и предупредил нас:
— Мы живем в третьем тысячелетии. Продавать мечту стать человеком без границ в обществе, достигшем апогея индивидуализма, представляется самым большим абсурдом из всех абсурдов. Быть солидарным, добрым и внимательным, когда люди этого просят, — это уже нечто экстраординарное. А представьте себе ситуацию, когда вас об этом не просят. Вас будут называть фанатиками, душевнобольными, сумасбродами, прозелитами. Однако, раз они принимали меня, примут и вас.
Помимо этого учитель не дал нам больше никаких указаний насчет того, как общаться с людьми, и не подсказал, кого следует искать: богатых, бедных, культурных, безграмотных, жителей центра или периферии. Он не дал нам карт. Ветер шевелил его волосы, а мы вспотели. Его предложение не могло не породить чувства озабоченности. Лично я подумал: «Ничего у нас не получится. Нас не так поймут. А может быть, вообще побьют и прогонят. А что, если я встречусь с кем-нибудь из моих коллег-преподавателей? Что они потом обо мне скажут?»
— Существует много способов сделать что-либо на пользу человечества, — дополнил учитель, — но ни один из них не похож на спокойную прогулку, ни один из них не проходит под несмолкающий гром аплодисментов.
Способ, который предлагаю я, скорее породит недоверие к вам. С утра вы можете прославиться, а ко второй половине дня попасть в немилость. В какой-то момент вас оценят по достоинству, в другой обойдутся как с отбросами общества. Последствия непредсказуемы. Но я гарантирую, что вы преодолеете все трудности и выйдете из этого эксперимента еще более гуманными, еще более сильными, чем раньше, а на десерт получите то, что ни в каких книгах не прочтете. Вы поймете кое-что из того, что миллионы евреев пережили в фашистском плену, христиане на арене Колизея, мусульмане в Палестине, равно как и то, что поныне переживают верующие, проститутки, гомосексуалисты, негры и женщины.
Я подумал: «Если отправить Бартоломеу и Димаса представлять учителя без присмотра, может случиться катастрофа. Это как заставить студента-медика произвести хирургическую операцию без присутствия наставника». То, что учитель просил нас сделать, было социальным экспериментом, кардинально отличающимся от тех, которые я проводил, исследуя социологические феномены. Нам не нужно было ехать в Африку с благотворительной миссией, имеющей финансовую поддержку, не нужно было заниматься филантропией в каком-нибудь институте, выступать с лекциями о какой-либо религии или объявлять о создании новой политической партии. Это было чистой воды возвращение к истокам. Мы ничего не могли взять с собой, даже наш социальный престиж. Нам предстояло стать простыми человеческими существами, связанными с другими человеческими существами.
Испытывая нас, он сказал, что у нас есть выбор.
— Я вдохновляю вас выйти из кокона, по крайней мере в этот раз, но никто не обязан делать этого. Риск огромный, последствия непредсказуемы. Выбор ваш и только ваш.
Несмотря на взволнованность, никто не отказался, даже два молодых человека восемнадцати лет, которые при этом присутствовали. Поскольку молодежь всегда жаждала приключений, им хотелось почувствовать выброс адреналина таким образом.
Отправляя учеников
После собрания учитель сразу же отправил нас в путь, указав время возвращения. Каждый член группы взял в напарники того, кто стоял справа от него, начиная с меня. ОН позволил женщинам ночевать дома, но они не согласились и отвергли учительский «протекционизм».
— Мы желаем провести лабораторную работу по социологии полностью и предпочитаем по- настоящему выйти из кокона на эти два дня, — заявила Журема, говоря от имени женщин.
Между тем четыре человека попросили извинить их и отказались от эксперимента, хотя и вернулись позднее в назначенное место в назначенный для встречи день.
Результаты нашего эксперимента оказались весьма неоднозначными. Нас принимали за жуликов, за похитителей людей. Нас прогоняли, над нами смеялись, нам угрожали. Нескольким парам пришлось объясняться в полицейских участках. Однако, несмотря ни на что, мы получили превосходный опыт. Мы развлекались и усиленно обретали знания. Казалось, что мы вошли в совершенно другое общество, другой мир, попали к людям, которых не знали. Все в один голос заявили, что ощущали себя совершенно беззащитными, не имея при себе ни денег, ни кредитных карточек. Порой мы чувствовали себя как евреи во время Второй мировой войны или как палестинцы на Среднем Востоке: без домашнего очага, без родины, без защиты, не зная, удастся ли нам вообще выжить. Социологический опыт показал, что мы фактически теряем нашу человечность. Что мы, по сути дела, прячем ее за нашей этикой, моралью, за нашими титулами, статусом и властью.
Краснобай пошел торговать мечтами в местах, которые лучше всего знал, — в пивных и барах, где удовольствие получают за деньги. Он не раз попадал в неприятные положения. Некоторые завсегдатаи брызгали ему в лицо водкой, другие унижали, третьи осыпали нецензурной бранью, а четвертые просто прогоняли: «Пошел сам знаешь куда, алкаш». Пять раз он терял терпение. Двум пьянчужкам обещал дать по морде. Тогда же он начал понимать, насколько трудна работа, которую он задавал в свое время другим. Напарником его был Димас.
Несмотря на все неприятности, ему удавалось поднимать пьяных, вести интересные беседы, утешать, помогать, поддерживать. Многие сообщали ему, что пьют, чтобы не думать о своих потерях, о предательствах, финансовых кризисах, умерших родственниках. У него не было чудодейственных решений, но он был способен выслушать человека. В конце первого дня он увидел мужчину средних лет, сидевшего за столиком в одиночестве, подошел к нему и как хорошо воспитанный человек спросил:
— Уважаемый, не хотелось бы вас беспокоить, но я желаю знать, чем я могу быть вам полезен.
Ответ последовал незамедлительно:
— Купите мне еще одну порцию виски.
Краснобай ответил, что у него нет денег, за что пьяница оскорбил его действием, а потом и словом.
— Тогда мотай отсюдова, иначе я позову полицейского!
Бартоломеу был парнем крепким. Он схватил пьянчугу за шиворот, но, когда уже был готов наподдать ему как следует, вспомнил указания учителя.
— Эх, были бы сейчас другие времена! — воскликнул раздраженно Бартоломеу.
Димас тоже был возмущен.
Пьяный закрыл голову руками, потом сменил тон. Даже будучи нетрезвым и не очень хорошо соображая, он понял, что поступил невежливо, попросил прощения и пригласил их за свой столик. После этого он секунд двадцать проплакал, не говоря о причине своей грусти. Алкоголики вообще легко ударяются в слезы.
Потом он представился. Сказал, что зовут его Лукас и что он потерпевший крах хирург, совершивший врачебную ошибку. Она не стоила пациенту жизни, однако адвокат пациента превратил эту небольшую оплошность в серьезный проступок. Состоявшееся судебное разбирательство Лукас проиграл и, не имея страховки, потерял все, что накопил за двадцать лет работы по специальности. Погрязнув в долгах, он не мог заплатить аренду за дом, и его должны были вот-вот выселить. Не мог он также выплатить и крупные взносы за купленный в рассрочку новый автомобиль, который по этой причине должны были конфисковать.
— Не плачьте, дружок. Вы можете поселиться под виадуками, — сообщил Бартоломеу, чем еще больше расстроил убитого горем человека.
Потом вступил в дело Димас. Пытаясь как-то успокоить доктора, он поведал ему об одной стороне своей жизни, которая Бартоломеу не была известна. Димас рассказал, что его отца посадили на двадцать
