Я же подумал: «А я еще больше. В учреждениях, в которых мы меньше всего сомневались, мы подготовили настоящих диктаторов. Единственное, чего им не хватало, так это власти».
Пока я размышлял над этим, возникла суматоха. Появились Бартоломеу и Барнабе. Оба были навеселе. Бартоломеу был так рад встрече с другом, что потерял бдительность. Он хватил лишнего в ознаменование встречи и снова напился.
Оба шли в обнимку. У них заплетались ноги, и, чтобы не упасть, они поддерживали друг друга. Явились они, напевая песню Нельсона Гонсалвеса:
— Богемия, я вернулся и умоляю снова занести меня в список. Я вернулся, чтобы снова увидеть друзей, которых однажды оставил, а теперь вернулся, чтобы увидеть их плачущими от радости.
Пьяный Бартоломеу взволнованно произнес свою самую любимую фразу:
— Ах! Как же мне нравится эта жизнь!
— Закрой рот, Бартоломеу! — прокричали мы в один голос и разразились хохотом.
Но он не стал закрывать рот. Едва держась на ногах, он посмел критиковать проект учителя. Он оглядел приглашенных, покраснел и сказал, что это движение — не новость для него.
— Дело вот в чем, шеф. Насчет того, чтобы быть человечным без границ. Это старо. Очень старо, а вы не знали? — проговорил Бартоломеу и попытался показать, насколько старо это дело, на пальцах. — Алкоголики были такими с давних пор. Ни один пропойца не главнее другого. Все целуются, все обнимаются друг с другом. Нет у нас никаких границ. Понимаете?
Я внимательно посмотрел на продавца идей. Он потратил на наше обучение свое время. Был с нами крайне терпелив, и теперь, когда его мечта была ближе всего к воплощению, произошло такое вот крушение надежд. Учитель подошел к двум друзьям, обнял их и шутливым тоном сказал:
— Кое-кто может жить вне кокона всю свою жизнь, другим периодически нужно возвращаться в свой дом.
И, не показывая своего разочарования, подтвердил правоту Краснобая, что было просто невероятно!
— Алкоголики по сути дела являются человеческими существами без границ, в особенности если они не агрессивны. Почему? Потому что в определенных случаях алкоголь блокирует в голове те архивы памяти, которые содержат предвзятость, предрассудки, барьеры социального, национального и культурного порядка. Но лучше, если это достигается в трезвом виде с опорой на нелегкое искусство думать и выбирать.
После этого учитель, не выказав никакой скованности, пустился в пляс прямо среди собравшихся. Он был в полном восторге. Он знал, что никто и никого не может изменить, кроме себя самого, разумеется. Ему было лучше, чем кому-либо из нас, известно, что вне кокона мы непременно столкнемся с непредвиденными обстоятельствами.
Наблюдая за братским отношением учителя к ученикам, поведение которых никак не соответствовало хотя бы посредственной оценке, я убедился в том, что величие любого учителя поверяется на тех, кто взбунтовался или имеет затруднения с усвоением материала, а не на первых учениках в классе. Сколько же преступлений я совершил! Ведь я ни разу не обнял бунтаря и ни разу не сделал ставку на отстающего.
Подозвав к себе Журему, я сказал ей:
— Я хоронил студентов в подземельях общеобразовательной системы.
У Журемы, заглянувшей в зеркало своего жизненного пути, тоже хватило смелости признаться:
— К сожалению, я тоже. Вместо того чтобы поощрять творческое бунтарство, интуицию, способность абстрактно мыслить при ответах, я требовала точных данных. Мы формировали молодых людей, находящихся под постоянным стрессом, напряжением, людей с инстинктом хищника, стремящихся быть всегда первыми, а не терпимых миротворцев, считающих себя исполненными достоинства, занимая девятое или десятое место.
У нас появилось чувство, что после этого урока мы в социологическом отношении вышли из детства и вошли в отрочество. Праздник продолжался до самого рассвета. Мы были пьяны от веселья. Барнабе получил приглашение вступить в группу грез. Они с Бартоломеу стали самой эксцентричной парой, приносящей наибольшие затруднения и опасности. Мы сомневались, смогут ли они измениться и не превратят ли они нас в еще более помешанных, чем мы являлись на самом деле. Но это не имело значения, ибо я тоже начинал восхищаться этой жизнью.
Продавец грез в храме финансов
Известность учителя росла изо дня в день. Предприниматели и администраторы прослышали об этом необычном человеке и, будучи заинтересованными в новых методах руководства и в новых формах творчества, прислали мне письмо с просьбой уговорить учителя прочитать лекцию. Им хотелось познакомиться с умом, будоражащим общество.
С моей точки зрения как теоретика марксизма, эту элиту в первую очередь интересуют деньги, во вторую — их банковские счета и в третью — их капитал. Я уж чуть было не ответил, что продавец идей приглашений не принимает. Но, чтобы не препятствовать ему принять решение лично, я все-таки сообщил о приглашении.
И был удивлен. Подумав, учитель сказал, что поговорит с ними, но в такой аудитории, которую выберет сам, и дал мне адрес. Это было место, о котором я никогда не слышал. Я не знал ни размеров зрительного зала, ни того, оборудован ли он системой кондиционирования воздуха и удобными креслами. А мы знали, что эти люди привыкли к максимальному комфорту.
Мне сказали, что предпринимателей и администраторов соберется сто человек, среди них — всего четыре женщины. Среди слушателей будут промышленники, банкиры, владельцы крупных строительных компаний, руководители сетей супермаркетов и магазинов, а также других отраслей производства. Они представляют большую часть богатств мегаполиса и штата.
Финансовую элиту привело в возбуждение согласие учителя, но, как всегда в таких случаях, в моем лице нашелся критик, который вылил на их головы ушат холодной воды. Я сказал им, что человек, которого они будут слушать, не привык останавливаться ни перед чем и способен заставить даже таких коммунистов, как Ленин, недовольно забрюзжать. Мой укол поубавил участникам встречи энтузиазма. Потом я совсем уж скверно пошутил: сказал, что продавец грез может назвать их гадюками капиталистического общества, кастой буржуев-эксплуататоров. Шутка им не понравилась. Она их насторожила. Но все равно им хотелось покопаться непосредственно в первоисточнике удивительных идей.
Они получили адрес и определили время встречи. Некоторые лидеры высказали удивление по поводу того, что не знают, что это за место, поскольку привыкли организовывать различного рода мероприятия в лучших помещениях города. В тот вечер, на который была назначена встреча, учитель ушел раньше нас. Казалось, что он отделился, чтобы предаться медитации. «Наверное, проверяет надежность своей артиллерии? — подумал я. — А может быть, просит своего Бога вразумить его, дабы он смог выбить почву из-под ног правящего класса? Ему предоставляется прекрасный шанс переломить становой хребет финансовой элите», — продолжал я размышлять. Но мне так и не удалось предугадать, что произойдет. Я потерял дар речи, мои друзья были ошеломлены.
Поскольку мы не знали точного месторасположения объекта с таким адресом, то начали спрашивать дорогу к нему. Мы стояли уже на указанной улице у дома с таким номером, но здания, в котором могли бы проводиться массовые мероприятия, нигде не видели. Местность вообще была необычная и плохо освещенная. Позднее мы увидели еще одну группу людей, не знавших, куда идти. Это оказались предприниматели и администраторы. Они думали, что адрес, который дал им я, был неправильным. Но я подтвердил, что получил именно этот адрес. Тем не менее мне и самому показалось, что они правы. Учитель, не будучи человеком привилегированной касты, мог и не знать, где в этом городе находятся аудитории большого размера, и дал нам неверные сведения.
Руководители предприятий были разочарованы. Мы решили идти дальше вместе по указанной в адресе улице. Неожиданно перед нами появилось огромное и мрачное кладбище. Это был известный некрополь «Реколета». Смутившись, мы проверили и убедились, что номер дома на улице совпадает с номером на воротах кладбища. Я подумал: «Если учитель уже получил известность как сумасброд, то теперь
