- Только вот объясните мне, Бога ради, отчего это американские аэропланы так часто носят бесовские имена - 'Демон', 'Вуду', 'Бэнши', 'Фантом', наконец?[3]
- Американские конструкторы - все верующие люди, христиане, - решительно вступилась за своих единоверцев Сьюзен.
- 'Even the demons believe - and tremble!', - улыбнулся Василий Иванович, напоминая ей известное речение Апостола Иакова. И не без удовольствия повторил его, но уже по-русски: - 'И бесы веруют, и трепещут'. А вот у нас в России такое даже в лютые безбожные времена немыслимо было.
Действительно, возможны ли были даже при Хрущеве, устроившем новый, пуще всех прежних, погром церкви, скажем, разведчик 'Ведьмак', истребитель 'Упырь', бомбардировщик 'Вий' или штурмовик 'Вурдалак'?
- Гражданское право США, - вступила в полемику железная Кэтрин, - предоставляет творцу технического изделия право давать ему любое наименование.
Это русский профессор, преподававший в числе многих других дисциплин ещё и гражданское право зарубежных стран, знал и без адвокатши-'гестаповки' с недоразвитыми затылочными долями.
- А что касается России, - входила в раж накачавшаяся 'холи спиритом' Кэтрин, - то тоталитарный коммунистический режим подавлял элементарные права человека, в том числе и свободу творчества и свободу самовыражения!
'Действительно, а если бы её не подавляли?' - вздохнул про себя Василий Иванович, наблюдавший результаты этого угнетения наших ученых и конструкторов во Вьетнаме, где он самолично допрашивал 'окученных' русскими ракетами вольных летунов вольной Америки. Но у тех были свои претензии к советскому тоталитаризму, его науке и технике.
- Мы говорим о религиозной и моральной стороне дела, - мягко, но настойчиво гнул свою линию полковник.
- Чтобы добиться успеха в этом мире, с 'тем миром', - возникший из ниоткуда Джозеф потыкал пальцем в пол и многозначительно улыбнулся, - лучше отношений не портить, а, напротив, проявлять к нему лояльность и почтение.
Вездесущий Джозеф хитро прищурился и весело причмокнул. Он был большой шутник и импровизатор, что как-то не очень вязалось с его солидным служебным положением. Позавчера на состоявшемся в честь Хэллоуина[4] маскараде Джозеф изображал из себя - и весьма органично - некоего ответработника преисподней.
- Водички не желаете? - полюбопытствовал он, наполняя Васин стакан пенящейся и пузырящейся жидкостью имени очередного злого духа - родного брата гоблина и вуду. На зеленой бутылке горела до боли знакомая надпись: 'Sprite'.
Вася инстинктивно отодвинул стакан. Ему представилось, что он вновь бредет в непроглядной ночной мгле по дремучему лесу, где путаются под ногами, корча рожи, гномы, завывает Бэнши, а из кустов выходит навстречу ему, раскрывая объятия похожий на Джозефа упырь и, причмокивая, спрашивает: 'Do you like America?'
- Do you like America?- 'гестаповка' Кэтрин упёрла в него двустволку своих близко посаженных холодных глаз.
Полковник, которому предлагалась в данный момент роль подследственного, не спеша дожевал кусок таявшего во рту бифштекса, поднял голову.
...Он поднял голову и зажал уши. По рукам стекала на рубашку не желавшая сворачиваться кровь.
Дымилась земля, на ветру разгорались ярким оранжевым пламенем тростниковые лачуги. Лежали без признаков жизни человеческие тела. Кричала, еще не придя в себя от шока, молодая вьетнамка-роженица; ей оторвало руку.
Но он не слышал её крика.
Рядом с ней застыл с развороченным животом ее сынишка - лет пяти-шести от роду.
Преследуя отбомбившиеся только что 'фантомы', пронеслась над ним пара 'мигов'.
Но он не слышал их свиста и грохота. Он попытался приподняться. Приподнявшись, стал отхаркивать переполнявшими его онемевший словно после наркоза рот сгустками крови.
Он выл от нестерпимой боли. Кричал и не слышал своего крика. Это было ровно двадцать лет назад.
Кэтрин не выдержала его взгляда.
- Do you like America?- повторила словно на допросе она.
На прорезавшемся сквозь тучи солнце ослепительно сверкнули все тридцать два вставных зуба русского полковника:
- Йес, ай ду.
По ходу ланча предполагалось выступление Василия Ивановича, и ему, к его великой неохоте, было предоставлено слово. Перед этим Сьюзен сообщила собравшимся, что их русский гость прибыл вчера из Атланты, где находился по приглашению президента Д. Картера на конференции 'Христианство и демократия'. Вводная Сьюзен, организовавшей это приглашение, произвела на собравшихся изрядное впечатление: профессору зааплодировали. Все прекрасно понимали, что едва ли какой брат-апостол мог так запросто потрепаться Вась-Вась с самим президентом США. Сьюзен, купавшаяся в лучах света, исходившего от русского гостя, торжествовала. Смотрите, кого я вам привела! Не баран начхал!
- А что вы думаете о перспективах демократии в России? - спросил, стерев с лица свою вечную улыбку Джозеф.
- Об этом я и хотел сегодня поговорить, - вздохнул Василий Иванович, утирая салфеткой рот. - Леди и джентльмены! Мы все крайне озабочены перспективами демократии в посткоммунистической России. Но что есть демократия вообще и демократия в России, в частности? Что представляет она собой в метафизическом плане? Каждый народ мыслит логически и метафизически одновременно. Логика у всех одна, а метафизика у каждого народа своя.
Как учит нас немецкая классическая философия, объект нужно постигать в его развитии, а потому без исторического экскурса в историю демократии нам не обойтись.
Кто был в истории первым демократом?
Демокрит? Аристотель? Джефферсон?
Ни тот, ни другой, ни третий.
Денница. Ангел, отпавший от Бога-Творца и прозванный Богом Сатаной, что означает 'клеветник'.
Почему, спросите вы, именно Сатана - первый в истории мира демократ?
Отвечаю. Мир создан так, что он до начала течения времени, то есть изначально, определенным образом структурирован. Иными словами, когда некий субъект вознамеривается что-то там преобразовывать, он застает мир уже определенным образом организованным. И именно против этой структурированности и выступает демократ. Надеюсь, это вы не будете отрицать, ибо пришествие демократии всегда и везде начиналось с воплей: 'Долой!'
В этих целях использовалась определенная идеологическая уловка: сначала объявлялось, что мир создан вовсе не Творцом, а потом объявлялось о необходимости его усовершенствования в соответствии с требованиями разума, то есть того, кто эти тезисы подбрасывает.
Проще говоря, того же самого демократа.
Повторюсь во избежание недоразумений, особенно в вашей демократической стране, речь идет не о политике, которая есть лишь узкий аспект человеческого бытия, а о метафизике политического, как говорят немцы.
Для чего нужно демократу разрушение прежней структуры?
Разумеется, для создания новой, в которой ему будет отведено место начальника; иначе зачем огород городить?
Но что есть Денница в чисто метафизическом смысле?
Он есть тварь, то есть нечто сотворенное Богом и, следственно, уступающее Творцу во всех отношениях.
Таким образом, демократия предстает в качестве бунта твари против творца, бунта существ низшего
