- Как долго будет длиться мероприятие? - спросил он, взглянув на свои часы, подаренные ему Правительством Приднестровья за ликвидацию снайпера.
- За полтора часа управимся, - скользнула взглядом Сьюзен по своим сногсшибательным 'Cartier'.
- О' кей, - сказал, словно сплюнул, он. Месяц в Америке явно добавил ему деловитости.
Под 'мероприятием' полковник милиции профессор права Василий Иванович Кирпичников имел в виду радение в одной из 'апостольских церквей Спасителя', вернее сказать, секте, большую часть которой составляли должностные лица, проходившие по ведомству небезызвестной языческой богини, курирующей правосудие.
Менеджер поездки полковника по Америке Сьюзен - знаменитый на всю Вирджинию адвокат - пламенный защитник прав и законных интересов убийц, насильников и растлителей малолетних, выбившая из-под своих подопечных уже не один электрический стул, числилась вице-президентом весьма влиятельного траста с гордым именем 'Закон и свобода', и одной из главных персон в иерархии 'церкви Спасителя'.
Секта сия была совершенно неведома ни шарящим по Интернету социологам, ни сотрудникам спецслужб, ни даже многомудрой и всезнающей профессуре Московской духовной академии. И лишь благодаря Василию Ивановичу крещеный мир узнал, что 'апостольской' данная компания с ограниченной конфессиональной ответственностью называется потому, что её головка самопровозгласила себя 'апостолами'.'Апостолы' находилась на идейном и организационном подъёме, вербуя свои кадры в верхних эшелонах Госдепа, ЦРУ, АНБ [1] и даже Белом доме и, внедряя в их структуры выпускников престижных университетов, над которыми 'братья-апостолы' осуществляли кураторство еще во время их отсидки на студенческих скамьях. Впечатляющие организационные достижения укрепляли в умах и сердцах членов секты несокрушимую веру в свою провиденциальность, проще говоря, богоизбранность. Дело дошло до того, что на одном из общих радений радикальное крыло 'братьев- апостолов' выступило с инициативой выдвинуть из своих рядов 'мессию', дабы превзойти и затемнить своих конкурентов.
Идея была воспринята в целом положительно, и дело даже дошло до предварительного обсуждения кандидатур. В числе наиболее вероятных претендентов на это звание был и известный адвокат, и крутой мистагог Майкл, прогуливавшийся, 'играя ногами' взад-вперед по астралу. Другим кандидатом был Сэм, также весьма 'продвинутый', пользуясь либеральной терминологией, в искусстве ведения открытого и равноправного диалога с миром запредельным. Активисты его инициативной группы аргументировали свой выбор тем, что не раз видели над его особняком, находившимся вблизи известной авиабазы ВВС США Эндрюс, неопознанные летающие объекты. А посланцы иных миров, по их мнению, вряд ли бы стали появляться в 'гнилых местах' и заводить разговоры с кем ни попадя: делать им, что ли, больше нечего?
К слову сказать, неподалеку от Сэма жил некий Билл - хозяин салуна и активный член сопредельной секты, тоже кое-что как-то ночью видевший. Увиденное подействовало незамедлительно, и новоявленный визионер, презрев свою врожденную бережливость, обратился к психоаналитику и после нескольких удачных 'сеансов глубокого погружения' загремел в психушку. Покинув её милосердные стены, Билл был прозван завсегдатаями своего пивняка, составлявшими костяк его 'церкви спасенных', 'великим' и стал общаться со своими соратниками исключительно через переводчика. В том был свой резон: понять его, переставшего говорить на английском языке и лишь изредка начинавшего в сильнейшем возбуждении исторгать из себя нечто нечленораздельное, могла лишь его сестра - дева постбальзаковского возраста - истовая ревнительница его дела и комментатор-'транслейтер'.
Как это частенько случается на американской почве, Билл был провозглашен вскоре своими искавшими знамения соратниками 'мессией'; никакого иного знамения, кроме бормотания великого Билли, невольно взвалившего на себя функции 'блаженного', им не давалось.
Так что в рамках одной отдельно взятой административно-территориальной единицы сложился своеобразный 'мессианский' и 'пророческий' плюрализм. Но это к слову.
Пошедшему было процессу выработки консенсуса у братьев-'апостолов' подгадила фракция феминисток - бойких и пробивных баб в лице своего лидера Кэтрин.
Кэтрин была матёрым профи, сумевшим при всей зыбкости доказательственной базы усадить на нары за своё 'моральное изнасилование' - 'moral rape' пару белых мужиков (в том числе и одного выглядевшего ещё вполне свежачком дедушку). Она бы упекла за свою уже вполне вынужденную попытку 'расслабиться и получить удовольствие' и третьего, но тот на её беду оказался тоже юристом да ещё вдобавок и негром. И не просто 'афро-американцем' (как принято выражаться в либеральных кругах), а ещё и мусульманином. Короче, если бы Кэтрин вознамерилась качать свои законные права и интересы до упора, её поведение могло быть расценено в качестве тривиального расизма в особо циничной и извращенной форме.
Во избежание возможных осложнений некая 'сестра' из числа живых покуда 'свидетелей Иеговы', а в миру - вице-президента какого-то благотворительного фонда мягко и в сугубо доверительной форме посоветовала Кэтрин спустить своё неотъемлемое и естественное право в унитаз, и та, скрежеща фарфоровыми зубами, почему-то беспрекословно повиновалась.
Феминистки настойчиво требовали выбрать спасителя мира из гущи своих масс, мотивируя свою позицию необходимостью строгого соблюдения политической корректности: проще говоря, нуждами уважения прав меньшинств и борьбы с мужским шовинизмом. Их поддержала независимая группа - тоже феминисток, но с традиционной сексуальной ориентацией, не сумевшая в силу своей недостаточной многочисленности создать в секте собственную фракцию. Тут-то дело спасения этого лежащего во зле мира стало пробуксовывать, и вынесение окончательного решения по этому вопросу было благоразумно отложено до лучших времен - не исключено, что до Страшного суда.
Сообщил Василию Ивановичу об этих процессах в 'апостольской церкви Спасителя' её новый член - чех Вацлав, проникшийся к русскому полковнику тёплым чувством за его умение сносно говорить по-чешски и цитировать на языке оригинала бравого солдата Швейка. Сам Вацлав, эмигрировавший в Америку сразу же после победы 'бархатной революции' 1989 года и пристроившийся старшим помощником младшего судебного стряпчего, особо в загробный мир не верил, но допускал возможность его существования и не оставлял надежды сделать карьеру с помощью братьев-'апостолов'.
Действо, именовавшееся 'богослужением' и походившее более на открытое партсобрание или дискотеку пополам с митингом, началось с шумного веселья в просторном зале: на экране бежали строкой слова исполнявшегося под фанеру зонга, напоминавшего по своей мелодике нечто знакомое до боли в печени комсомольско-молодежное, а публика, удобно устроившаяся в креслах, распевала под электрическую гитару слова, именовавшиеся молитвой, и при этом хлопала в такт.
Молитва сия была придумана недавно членом этой 'конгрегации' - раскаявшимся в своих грехах крутым мафиози, ухлопанным своим же подельником по цеху работников пера и ствола, и состоявшим не менее активным членом той же 'апостольской церкви', каявшимся в свою очередь на публичной исповеди в том, что не замочил своего лучшего дружбана раньше.
Но перед этим Василия Ивановича представили собравшейся на радение братве как стойкого борца с коммунизмом и советским тоталитаризмом. Для православного полковника милиции В. И. Кирпичникова, члена КПСС с 1980 года, не выходившего из неё, несмотря на убедительные просьбы руководства своей богоспасаемой конторы, последовательного и непримиримого врага 'перестройки', 'демократии' и 'реформ', это было новостью.
Вася, как и положено в таких случаях, поднялся, с места, по-военному коротко и четко представился и заверил присутствующих, что для него встреча с братьями по разуму будет, несомненно, весьма познавательной и поучительной. Сидевший рядом с ним бородатый дядя с костылями посмотрел на Василия Ивановича поверх очков как на снежного человека и пару раз хлопнул в железные ладоши. В зале раздался ободрительный смех.
'И откуда в такой благополучной стране могут быть увечные?' - подивился про себя полковник, любивший изображать демократа 'первого призыва'. Он и не догадывался, что сам тому немало и
