и распоряжений».
2. Деятельность на маневрах конницы.
«Необходимо отметить увлечение стратегической ролью конницы в большой ущерб службе конницы при войсках. Эта стратегическая роль тоже понималась в большинстве случаев неправильно. Конные массы двух сторон стремились главным образом к единоборству, оставляя начальников сторон без необходимых о противнике сведений до боя, а во время боя оставляя пехоту без содействия при обороне и атаке. Служба дальних разъездов во многих случаях велась весьма успешно, но вследствие недостаточной организации быстрой доставки собранных сведений о противнике, таковые сообщались войскам уже запоздалыми, когда противник переменил свое расположение. Ближняя разведка не пополняла дальнюю. Ночью связь с противником большей частью утрачивалась под предлогом необходимого отдыха лошадям и людям.
. Десятки людей и лошадей жалели по ночам, и в то же время целые дивизии и кавалерийские корпуса мотались днем в направлениях маловажных и задавались целями, не всегда согласованными с общей задачей маневра.
Необходимо все действия конницы связать теснее с действиями других родов оружия и привить всем начальникам кавалерийских частей сознание, что их роль есть роль вспомогательная, что они должны помочь начальникам войск принять правильное решение на основании сведений, добытых конницей, и что конница должна, главное, помочь этим начальникам привести это решение в исполнение и одолеть противника на поле сражения».
3. Оборона и атака.
«Наши начальники маневрирующих войск не добивались в каждом своем решении атаковать или обороняться [269] возможности действовать сознательно, на основании сведений, собранных о противнике, на основании указаний местности и, главное, сообразно тем задачам, кои на них возложены. Мы еще сильнее в обороне, но сознательное наступление нам не часто удается. Начальники отрядов при наступлении не всегда принимали меры, дабы возможно точно выяснить себе расположение и численность сил противника, оценить позицию и уже сообразно полученным сведениям составить план атаки, определить направление главного удара, нацелить сообразно этому плану войска, принять меры, дабы ввести в заблуждение противника относительно направления главного удара и, собрав в направлении сего удара достаточные силы в первых линиях, двинуть туда и резервы всех родов оружия.
В особенности мы не умели вести наступление и атаку с силой, подготовкой артиллерийским и ружейным огнем. Идеи о безостановочном наступлении без производства ружейного огня, к сожалению, привились очень прочно у многих начальников в нашей армии, и при встрече с таким противником, как, например, германцы, который систематично приучает войска наступать с сильным ружейным огнем, мы очутимся в худшем, чем они, положении, ибо часто наступаем в мирное время, почти не производя ружейной стрельбы, уже с дистанции в 800 — 1000 шагов.
Наша артиллерия весьма часто прекращает стрельбу тоже в самый важный период, а именно, когда пехота уже приблизится к противнику для атаки его. При разборе причин такого несвоевременного прекращения огня обыкновенно отвечают, что вышли все снаряды. При настоящей скорострельности артиллерии, если не обратить внимания на обязательное сохранение значительной части снарядов, именно для решительной подготовки атаки, когда пехота готовится уже атаковать, то и в военное время артиллерия не будет атаковать в те минуты, когда ее содействие особенно необходимо и драгоценно.
При обороне мы значительно успешнее, чем при атаке, умеем подготовить действия артиллерийского и ружейного [270] огня. Обыкновенно перед выбранной позицией измеряются расстояния и обозначаются какими-либо видимыми предметами. Но и при обороне мы не пользуемся своими резервами, даже когда уже обозначилось главное направление атаки, чтобы ввести их в боевую линию, усилить огонь до возможной степени и, уже допустив противника на близкую дистанцию, обрушиться на него стремительной контратакой. Во многих случаях мы держим резервы в сомкнутых порядках и пускаем их в контратаку без выстрела. Многие полки и бригады, назначенные в состав резервов, при обороне оканчивают маневр, не выпустив ни одного патрона».
4. Возрождение в нашей пехоте колонн к атаке.
«В то время, когда в европейских армиях принимаются все меры, дабы ослабить убийственное действие современного артиллерийского и ружейного огня, и в то же время самим как можно сильнее развить этот огонь при наступлении и обороне, когда в этих усилиях германцы дошли до крайности, разворачивая все свои войска, иногда без резервов, в длинные тонкие линии, мы, судя по опыту последних маневров, переходим в другую крайность: устанавливаем производство решительной атаки почти без предварительной подготовки огнем и массой войск частью в сомкнутых колоннах.
Несомненно, что если такому увлечению сомкнутыми строями при производстве атак не будет положен предел, мы тяжко будем расплачиваться огромными потерями. Это увлечение тем опаснее, что мы при наступлении не умеем еще подготовлять атаки артиллерийским и ружейным огнем».
5. Деятельность на маневрах артиллерии.
«В большинстве случаев артиллерия умело выбирала позиции для действий, но ведение огня не всегда было соображено должным образом. При известном числе выданных зарядов необходимо, чтобы артиллеристы привыкли беречь каждый выстрел, что особенно важно при современной скорострельной артиллерии. Между тем не раз приходилось наблюдать, что заряды расходуются [271] более, чем нужно, поспешно, по второстепенным целям и на слишком большие расстояния, а ко времени решительной атаки батареи только «обозначают» огонь, ибо все заряды оказываются уже израсходованными».
6. Деятельность на маневрах саперов.
«Тяжелые и кровавые уроки под Плевной и Горным Дубняком вызвали после войны оживление военно-саперного дела в нашей армии. Мы сделали большие успехи в умении строить войсками окопы, небольшие укрепления. Явились войсковые саперы, началось даже увлечение самоокапыванием. Но скоро наступила реакция. Генерал Драгомиров много способствовал тому, чтобы возвратиться к прежнему взгляду, что на войне чуть не все решит штык. Он назвал самоокапывание неподходящим словом и довел свои требования до абсурда, до запрещения ложиться при остановках при наступлении.
Копаться в земле нелегко и требует много времени. Кроме того, явилось требование зарывать снова все отрытые рвы, уничтожать окопы. Это очень сузило сферу применения в нашей армии окопного дела. Шанцевый инструмент в войсках, которому тотчас после войны отводили место рядом с пулей и сухарем, попал в отдел «мобилизационных предметов». Им перестали заниматься и его осматривать.
На многих маневрах значительных масс войск вовсе не практиковалось укрепление позиций, на других — линии окопов только обозначили.
Отдавая должную дань прекрасной подготовке наших саперных частей, я не могу не выразить опасения: не слишком ли наши саперы специализируются в массе мелочей, упуская главное, что им предстоит на войне, т. е. содействие во всех видах пехоте по укреплению позиций и по атаке укрепленных позиций».
7. Разборы начальниками частей маневров войск. «Понемногу мы прекращаем делать разборы крупных маневров войск. Ошибки проходят незамеченными и в результате повторяются вновь. В действиях наших войск встречаются ошибки, имеющие хронический характер, [272] и с ними ведется борьба. Я помню весьма поучительные разборы маневров войск, которые делал генерал Гурко. Слушал с интересом и пользой разборы действия войск, делаемые генералом Роопом. Знаю, что разборы всегда делались в Киевском военном округе и делаются в Петербургском военном округе, но ныне уже встречаются случаи, где командующие войсками, присутствуя на маневрах, не только не делают сами разбора маневров, но не требуют, чтобы таковые были сделаны начальниками сторон и старшими посредниками. Отдаваемые через продолжительное время приказы с перечислением всех замечаний и печатаемые после общих сборов и больших маневров войск отчеты относительно мало приносят пользы, если не было сделано начальниками всех степеней разбора действий войск на месте.
Необходимо также отметить наше неуменье во многих случаях делать разборы действий войск. То разбор выходит совершенно бесцветен, то разбор делается слишком страстно. В особенности наши даже лучшие генералы не умели избегать обидных для самолюбия начальников резких на их счет суждений. Забывается при этом, что унижение престижа старшего начальника, особенно в присутствии младших, всегда принесет, особенно в военное время, горькие плоды. Забывают при этом большую условность различных тактических положений, забывают, что на мирных маневрах войск не должно быть победителей и
