спать.
— Но женщины…
— Женщины — это хорошо, Соломон. Семья, дети… Это здорово, поверь. Но не для меня.
— Как, так просто?..
— Что «так просто»?
— Ну так, взял и все бросил, живешь в деревне, один…
— Я этого хотел, поэтому было просто.
Соломон поднял глаза, убегающая вперед дорога, кромка леса на краю поля, утреннее свинцовое небо. Плечи его болезненно сжались от ожидания ответного вопроса, почему в свою свадебную ночь он оказался в кювете. Но Завуф молчал, пинал камушки, просто шел. Соломон же всю дорогу боялся, что, как только он расслабится, Завуф тут же спросит его об этом. Плечи страшно затекли, всю спину ломило.
После горячей ванны, мягкой теплой постели… когда Соломон проснулся, ему показалось, что никакой свадьбы, никакой Ависаги, ничего не было… Ему приснился кошмар… Запах дерева вокруг. Вытянувшись в постели, Соломон открыл глаза и понял, что все реально… Но странно — блаженство не оставило его. Он стал внимательно изучать стены комнаты — они были завешаны фотографиями. На них незнакомые мужчины, лица, светящиеся радостью, — они были или поодиночке, или с Завуфом. Соломон почувствовал, как комок ярости снова подкатывает к его горлу. «Почему я злюсь? Это не мое дело!» — но блаженство испарилось как утренний туман при первых лучах солнца.
Завернувшись в одеяло, он спустился вниз. Возле огромного камина, на полу лежал Завуф, отблески пламени играли на его коже. Он спал, положив голову на огромную книгу. Соломон сел напротив него в кресло. Ощущение тепла, мягкости и уюта вокруг постепенно обволакивало его со всех сторон, боль в плечах исчезла, кисти расслабились.
Завуф проснулся и с интересом наблюдал, как Соломон нежится в кресле, закрыв глаза и потирая спину о мягкую обивку.
— Давай я…
Соломон испуганно открыл глаза. Спина мгновенно напряглась снова.
— Что?
— Давай, я разотру тебе спину, — Завуф сел на колени.
Соломон в нерешительности смотрел на него недоверчивыми глазами. Ненависть и страсть миллионами иголочек закололи его. Напряжение передалось всему телу.
— Послушай… это нормально… это же только массаж, — Завуф сделал успокаивающий жест руками.
Вожделенная страсть поднялась внутри Соломона с небывалой до этого силой. Страсть — то, чего он жаждал, но так и не узнал!
Завуф осторожно взял его за руку и потянул к себе. Все внутри Соломона рванулось навстречу. Но ненависть! Как будто третья сила отбросила его обратно.
— Нет! — Соломон резко вскочил и заметался по комнате. — Где моя одежда?! Где моя машина?!
Завуф сидел на полу, глядя на Соломона с необыкновенной жалостью и нежностью.
— Соломон… — тихо позвал он его. Тот замер, как будто его окрикнули в пароходный мегафон. — Соломон, не бойся меня…
— Я л… люблю только женщин, — утвердительно сказал тот, оборачиваясь к Завуфу, заикнувшись на слове «люблю».
— Да?
— Да! — длинной вереницей промелькнул перед ним длинный ряд, два лица вспыхнули ярко — Ависаги и его матери.
— А сколько у тебя было женщин? — Соломону показалось, что глаза Завуфа смеются, хотя лицо остается серьезным.
— Не знаю, — ответил он, усаживаясь с ним рядом.
— Больше десяти? — Завуф спрашивал все с тем же непонятным выражением лица. Соломону продолжало казаться, что тот хохочет внутри до боли в животе. Одновременно с этим он почувствовал укол.
— Десяти? Я думаю — больше тысячи, — так же серьезно ответил он Завуфу.
— И ты всех любил?
Соломон залился краской.
— Я имел в виду, что сплю только с женщинами!
— А… — Завуф уже открыто издевался. — Так бы и говорил тогда: «Я трахаю только женщин». Затем лицо его стало на самом деле очень серьезным: — Знаешь, Соломон, у твоего отца тоже были тысячи женщин. А любил он только одного человека.
Потрескивание поленьев нарушало повисшую тишину. Соломон почувствовал, как страсть, о которой он так мечтал, застилает его туманом. Огромные руки нежно обхватили его, рот обожгло… Соломон ощутил, что вот-вот потеряет сознание… Резкий телефонный звонок с размаху шлепнул его на землю. Он отшатнулся от Завуфа. Тот криво усмехнулся и взял трубку.
— Алло.
— Завуф?
— Да, папа, — брови Завуфа удивленно приподнялись.
— Соломон все еще у тебя?
— Да, — Завуф уставился прямо на Соломона, который отполз к креслу и выглядел так, как будто его изнасиловали.
— Дай ему трубку.
— Пап…
— Дай ему трубку!
— Хорошо… Это тебя.
— Алло, — Соломон услышал свой голос как бы со стороны. Чужой, хриплый…
— Соломон?
— Да, это я.
— Ты здоров?
«В голосе Нафана явная тревога, но не по поводу моего здоровья», — подумал он.
— Да.
— Вирсавия умерла.
В трубке наступила тишина. Соломон не убирал ее от уха. Странно, он ожидал немедленного взрыва горя. Но его не было. Он подождал почти минуту… Ничего…
— Соломон! — позвал его Нафан. — Не отчаивайся… Пришло время. — в трубке раздались всхлипывания. Нафан плачет! Нафан плачет, а я нет! Ужас перед собственной бесчеловечностью охватил Соломона. Но он… наслаждался…
— Когда ты приедешь?
Соломон посмотрел на сидящего напротив Завуфа. Как прекрасно отблески огня играют у того на груди. Страсть уже не покидала его. Она не покинет его больше никогда!
— Завтра! — рявкнул он в трубку.
— Завтра?.. Но я не понимаю… Соломон! — Завуф разорвал голос отца, выдернув вилку телефона.
Страсть, страсть, страсть! Заливающая все тело, охватывающая со всех сторон, уносящая прочь. Соломон чувствовал себя океанской бездной, качающейся, пульсирующей в такт с вулканической силой, бьющей и обжигающей.
Маленькое зеркальце на уровне пола, часть каминной отделки, отражало его лицо. Соломон увидел маленькую белую капельку на своей губе. Она мерцала, как жемчужина. Звезда Давида.
Тот же зал. Гроб на помосте. Соломону кажется, что мать жива. Просто спит. Тот же точеный профиль, бесстрастное лицо. Тоненькая линия губ. Ее загримировали. У нее те же ярко-красные хищные губы. Вот-вот она встанет и увидит его.
