подумать о других твоих грехах. Огню этого костра понадобится много, очень много времени, чтобы убить тебя. А это будет весьма полезно для твоей бессмертной души, — продолжал он, начиная понемногу отступать назад. — Ну, конечно, твое тело при этом…
Он взмахнул факелом, и огонь пронесся так близко к вязанке хвороста, что Дункан задохнулся в ужасе.
— Но ты наверняка видел, как другие очищаются в пламени, — снова заговорил Лорис, — как чернеют и извиваются их тела… как руки дергаются в судорогах, когда из-за жары начинают сокращаться мышцы. Конечно, ты можешь быть и мертв к тому времени, когда это произойдет…
Воображение Дункана переполнилось множеством отвратительных деталей гибели в огне задолго до того, как Лорис добрался до края дровяного кольца и его голос стал не слышен. Когда же пылающий факел в руке Лориса стал опускаться все ниже и ниже, и наконец коснулся вязанки, и хворост вспыхнул, — со стороны наблюдающих за казнью воинов раздался рев.
Солдаты колотили мечами и кинжалами по щитам, одобряя и поддерживая Лориса, а Лорис медленно пошел вдоль вязанок, касаясь факелом то одной, то другой, и по всему окружавшему Дункана дровяному кругу начало разгораться пламя.
Отчаявшись, Дункан отвел взгляд от все увеличивавшихся языков огня и сосредоточился на холмах вдали, молясь о том, чтобы ему была дарована милость умереть так, как умер Генри Истелин — твердым в своей вере, до самой смерти преданным своим клятвам, своему королю и своему Господу.
Но его испытанию предстояло быть жестоким, Дункан знал это — и смертельным, по крайней мере, для его тела. Языки пламени вздымались все выше и выше, и они уже начали продвигаться к нему, — но нестерпимый жар, заставивший Лориса и его приспешников отойти подальше, еще не настиг его в полной мере… возможно, до настоящего пекла ему оставалось еще с полчаса.
Но в любом случае этого жара не хватит, чтобы сразу убить его. Он уже чувствовал укусы жара своей изодранной кнутами спиной, и жар стекал по его рукам и ногам… но это был жар не только окружившего его огня, но и припекающего солнца, и его собственных нервов.
Вдали, за стеной пламени, Сикард и его офицеры стали понемногу расходиться к своим отрядам и готовиться к выступлению. Кавалерия и пехота ощетинились копьями и пиками, гремели щитами и вскидывали на плечи луки, становясь в ряды. Конные разведчики уже умчались на запад, на рекогносцировку.
Почти весь лагерь был уже свернут, даже шатер Лориса уже разобрали, и солдаты укладывали свернутую холстину на вьючных мулов. Вдали рыцари епископа, в белых плащах с синими крестами, уже садились в седла. А самые бесстрашные из солдат суетились возле костра, окружавшего проклятого герцога Кассанского, следя, чтобы пламя разгоралось ровно со всех сторон.
Дункан настолько углубился в свою молитву, что сначала и не заметил, что свет солнца, заливающий землю на востоке, начал отражаться от наконечников сотен пик… и что сияние солнца скрывает ровное и уверенное приближение знамен Халдейна.
Но Сикард заметил их… и Лорис тоже. И их офицеры мгновенно начали выкрикивать яростные приказы — вооружаться и садиться на коней… а пыль, поднятая неудержимо мчавшейся армией Халдейна, уже поднялась над равниной огромным клубом, как будто несся навстречу Сикарду некий гневный ангел, пылающий жаждой мести…
Глава XVII
Я взглянул, и вот конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.[18]
Внезапно все холмы на юге и на востоке ощетинились копьями и поднятыми вверх мечами, и конница Халдейна понеслась вниз по долине Дорна, сметая со своего пути армию Меары, и алые знамена Халдейна полыхали на солнце. Сквозь стену пламени, все выше вздымавшуюся вокруг него, Дункан смутно осознавал, что меарская армия впала в панику, и с трудом разобрался, в чем тут причина… но это знание было чем-то словно отстраненным от него, и теоретически подобное изменение окружающей обстановки едва ли могло коснуться его лично; он слишком хорошо понимал, что пламя доберется до него раньше, чем те, кто может его спасти.
Вокруг его погребального костра отряды воинов Меары, совсем недавно собравшиеся вокруг, чтобы посмотреть, как сгорит Дункан, метались теперь в смущении и испуге, и им ничуть не помогал вернуть самообладание Лорис, потрясавший епископским посохом и во все горло требовавший коня. Рыцари Церкви, в белых плащах, беспорядочно метались вокруг епископа-отступника, и кто-то наконец привел лошадь, но рядом метались огромные взволнованные боевые кони рыцарей, и конь епископа тоже заразился всеобщей горячкой, и потому Лорису весьма трудно было забраться в седло, и Лорис яростно орал на всех подряд, пока Горони пытался собрать вместе наемников Коннаита.
Воины-миряне пришли в себя быстрее, — может быть, потому, что Сикард отдавал приказы четко и спокойно, не поддаваясь пылким страстям, которые явно обуревали Лориса, — но даже при его уверенном и разумном руководстве часть меарских солдат никак не могла сообразить, что им делать, — хотя их офицеры пытались выстроить отряды для контрнаступления. Наконец кое-как выстроенные отряды меарских солдат начали движение через равнину, на перехват атакующего Халдейна, — но множество небольших групп меарцев не замедлили в полном беспорядке устремиться на запад, — в единственном направлении, пока еще возможном для побега, где им не грозили атакующие силы Халдейна.
Уж конечно, все это совсем не радовало Эдмунда Лориса, — и еще меньше нравилась ему та вероятность, что его жертва может, пожалуй, избежать его мести. Ругаясь на все корки и бормоча в шлем самые черные проклятия, он резко развернул своего коня и, дав ему шпоры, заставил приблизиться к кольцу пламени; он направил свой епископский посох на Дункана, словно желал, чтобы из посоха вырвалась молния и поразила его личного врага.
— Черт бы тебя побрал, Дункан Мак-Лайн! — заорал он, перекрывая шум, треск огня и звон уже начавшейся битвы. — Черт бы тебя побрал, чтоб тебе вечно гореть в аду!
Звук собственного имени заставил Дункана отчасти выйти из болезненного отупения, но когда он поднял голову, чтобы взглянуть на Лориса, ужас собственного положения стал для него лишь еще более очевиден. Языки огня взметались куда выше, чем раньше, пламя уже сожрало весь хворост на дальних краях дровяного круга, и жар и дым вокруг были таковы, что, пожалуй, Дункан должен был задохнуться задолго до того, как огонь добрался бы до его плоти. А позади костра и епископа-отступника он увидел радостную и прекрасную картину: знамена Халдейна и Кассана развевались в воздухе, приближаясь к нему… но это лишь усилило душевную муку, потому что Дункан понимал: им не добраться до него вовремя. Ему очень хотелось верить в то, что им это удастся, он пытался отогнать страх, — как он делал это много- много раз за последнюю половину дня, — но
— Ваша светлость, мы должны спешить! — смутно расслышал Дункан крик Горони, когда священник осадил коня рядом с Лорисом. — Бросьте вы этого Мак-Лайна! Огонь сделает свое дело без вас!
Лорис упрямо покачал головой, и в его голубых глазах сверкнул злобный и несгибаемый фанатизм, — тот самый, что вверг всю Меару в пучину безумных событий.
