С этими интересными мыслями Аллочка вернулась в постель и принялась засыпать.
«Стекло? Зеркало? Складной стул? Суперкнига широкого формата? Энциклопедический словарь, включающий в себя все знания человечества? Подставка для мольберта? И зачем они это приперли в дом…»
Утром Звонареву решили не будить на завтрак. Профессор позволил племяннице хорошенько выспаться, сообщив за столом домочадцам, что та ночью снова кого-то видела. И сразу же пресек возможные предположения, что несчастную пора наконец-то накормить. Научный эксперимент, как заявил профессор Ображенский, они с Горюновым собираются продолжить, несмотря на жертвы. На то, что жертвой являлась собственная племянница, профессору было наплевать. Ради науки он был готов пожертвовать любым родственником. С ним никто спорить не стал. Душевное состояние девицы, отягощенное жесточайшей диетой, вызывало определенные опасения, но, пока та до крайностей не дошла, окружающие могли чувствовать себя в относительной безопасности. Тем более что отныне в их обществе находился частный сыщик Андрей Туровский.
Он подтвердил мнение профессора насчет некоторой неадекватности девицы Звонаревой, но связал это с полнолунием и обычными девичьими страхами, свойственными чувствительным особам слабого пола.
Ирина Аркадьевна заметила, что всегда считала Аллу неадекватной.
Анастасия и Стае Воронцовы целиком и полностью согласились с ней и расхохотались.
Они объяснили радостное состояние тем, что неплохо провели время в ночном клубе, где на шоу «Кто кого пересмеет» выиграли главный приз – картину Размалевича «Белый прямоугольник».
Всем сразу стало интересно услышать о новой звезде в художественной тусовке и увидеть звездное полотно. Мужчины – Стае и Владимир – поднялись в комнату к Воронцовым и спустили картину вниз. От стуков и разговоров Алла проснулась.
Она спустилась в гостиную после завтрака как раз в тот момент, когда «Белый прямоугольник» установили на столе и принялись обсуждать полотно.
Настроение Звонаревой резко ухудшилось, когда она узнала, что осталась без бананового суфле и подозреваемых. Ибо то, что волокли супруги ночью в дом, теперь было выставлено на всеобщее обозрение. И являло собой нечто непонятное, простое до неприличия и невозможно белое, как летние туфли Туровского.
– Отпад, – произнесла Анестезия, отступая на несколько шагов от картины.
– Глубоко копнул, – согласился с ней Стае и шагнул следом.
– Видна широта мысли, – небрежно заметила Ирина и села на диван.
– У автора безграничная фантазия, – добавил брат и присел к сестре.
– М-да, – сказал профессор после внимательного изучения белого прямоугольника в золоченой раме и остался стоять возле картины.
– Совершенно с вами, профессор, согласен, – подтвердил Костик.
– Ничего не поняла, – встряла Машка, поправляя белый передник. – И что это значит?
– Погружение в мироздание, милочка, – фыркнула Анестезия. – Не всем смертным понятное.
– Нет, – Туровский прошелся мимо картины, – что-то в этом есть.
В Алле заговорило чувство протеста, свойственное ее противоречивой натуре. Она громко сказала с порога гостиной:
– Ничего не вижу, кроме хорошей рамы.
Все поглядели на Звонареву.
– Ну да, – скривилась Анестезия, – не всем дано понять истинный художественный замысел.
– Аллочка! – обрадовался ее появлению профессор, видимо, его все-таки мучила совесть. – Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, спасибо, дядя, – ответила Алла и присела на диван рядом с Владимиром. – Я отлично выспалась…
– Говорят, Аллочке сегодня ночью вновь что– то привиделось, – улыбнулась Ирина.
Звонарева вздрогнула от нежного голоса, не свойственного тетке, и решила, что та собирается сказать в ее адрес пакость.
– Я знаю, что все неприятности с тобой, дорогая, происходят из-за нехватки свежего воздуха. Ты слишком много времени проводишь дома. Алла, тебе нужно развеяться.
– Ага, проветрить мозги, – прошипела Анестезия, толкая Стаса к картине. – Константин, помогите Стасу вернуть картину в комнату.
– Неужели вы лишите нас удовольствия смотреть на нее? – интеллигентно поинтересовался студент, но под тяжелым взглядом учителя тут же схватился за полотно и поволок наверх.
Алла была не прочь прогуляться. Но в саду скучно, торчать часы напролет с книгой не просто скучно, а грустно. Поехать в город она тоже не могла. На развлечения у нее не было средств, подруги разъехались кто куда, дома нечего делать, к тому же там пустой холодильник, а здесь хоть изредка кормят.
– Влад, – обратилась Ирина к брату, – отвези Аллу в вегетарианский ресторан. Она осталась без завтрака.
Звонарева обомлела от такой милости и замерла в ожидании возмущения со стороны Ображенского. Но тот хмыкнул и пожал плечами.
– Если только сделать один загрузочный день, – сказал профессор, – но после него продолжить эксперимент.
– Думаю, дорогой, – произнесла Ирина Аркадьевна, – ты преувеличиваешь вегетарианство своих подопечных мартышек. Некоторые виды обезьян, насколько я знаю, не просто едят мясо, они едят друг друга.
– Это не те обезьяны, дорогая, – всполошился профессор, – я к ним никакого отношения не имею!
– Разумеется, дорогой, ты же гомо сапиенс, – процедила Ирина.
Алла ничего не поняла ни в картине Размалевича, ни в этом разговоре.
– Конечно, – Владимир показался Аллочке радостным и довольным, – мы сейчас же поедем! Согласны, Алла?
Алла кивнула. Еще бы она не согласилась поехать с Владимиром в ресторан! Даже лучше, что вегетарианский, Алла не накинется на еду с бешеным азартом. Она улыбнулась Воеводину и окинула взглядом остальных. Что, съели?!
Профессор, ничего не говоря, направился в кабинет.
Анестезия нервно передернулась, словно сама хотела поехать с Воеводиным в вегетарианский ресторан.
Машка презрительно фыркнула, всем своим видом давая понять Алле, чтобы та не особенно радовалась. Мало ли что.
Туровский… Алла заметила, как он помрачнел. Это доставило ей массу удовольствия. Наверняка собирался устроить еще один допрос с пристрастием! Пусть увидит, что Звонарева интересна мужчинам не только в качестве свидетельницы.
– Я сейчас! – Аллочка вскочила и побежала переодеваться.
Ветер весело играл ее рыжими кудрями и легкой яркой косынкой, повязанной на шею, когда спортивный автомобиль с открытым верхом под управлением Воеводина несся по трассе с предельной скоростью. Алла сидела смирно, боялась пошевелиться и спугнуть состояние блаженства, в которое она погрузилась, сев рядом с Владимиром. Он ей улыбался широко и открыто, изредка отрываясь от серого асфальта дороги.
– Аллочка, да вы просто красавица! – заметил Воеводин. – Не понимаю, почему вы сидите дома?
– Я не сижу дома, – кокетливо ответила она, – а еду с вами.
– И знаете, – Воеводин многозначительно пронзил ее бездонным карим взглядом, – я рад этому.
– Я тоже, – пролепетала Алла, – рада.
А что она могла сказать?! Алла всегда считала, что первым должен говорить мужчина. О том, как она ему нравится, как он потерял от нее голову…
Воеводин ничего такого не говорил, но Алла надеялась, что все это он еще скажет. Как жаль, что сейчас полдень, а не романтическая ночь с полнолунием! Как жаль, что Алла не в обтягивающем черном вечернем платье, а в голубых джинсах и розовом, с намеком на гламур, топе. Топ вполне соответствует
