– Si le gusta, señor… (Коли вам нравится, сеньор). – Он вежливо кивнул и пошел дальше.
Я видел, как он проходит между замшелыми ветвями чудовищной агавы и просовывает руку в отверстие, прорезанное в ее стволе, наполняет скопившимся там прозрачным и сладковатым соком тыкву, а затем переливает его в бидон. О, тут начинался процесс приготовления pulque, благословенного уже столетия напитка…
Мои усилия обнаружить истинную природу Кецалькоатля до сих пор опирались в основном на свидетельства вырезанных или нарисованных фигур и знаков. Пора было обратиться к такому источнику, как
ЛЕГЕНДА О ПЕРНАТОМ ЗМЕЕ.
Самое главное из преданий, касающихся этого бога, содержится в так называемых Хрониках из Куаутитлана. В них я прочел о сговоре трех других богов против Кецалькоатля:8
–
–
Я прервал чтение и попытался представить себе, что место событий – невидимый для нас мир, образованный колоссальной массой всех организмов Земли. Эта масса – единое тело и состоит из разделенных только пленками клеток. По сути, она есть полужидкая цитоплазменная субстанция Древа Жизни. Это в нее погружены миллиарды миллиардов хромосом всех живых существ. В ней действуют силы и процессы, повелевающие живыми существами и подвластные, по мифу, как я пытался показать, только богам Мексики. И там именно, не ведая о существовании внешнего мира, таился Кецалькоатль.
И вот оттуда хитростью выманил его Тескатлипока, положив тем самым начало тем необратимым событиям, которые привели к возникновению людей. Он явно знал о том, что Кецалькоатль, будучи в потенции человеком, генетической его записью, в состоянии сам реализовать себя вне той сферы, в которой он, Тескатлипока, всесильный бог, вынужден, однако, обретаться вечно.
Источники ясно говорят, что этот бог, именуемый еще Богом Того, что Близко, и Того, что Рядом, пребывал и действовал в вечной ночи и, всегда незримый, управлял процессами жизни, никогда не принимая внешнего обличил, видимого людям. Он был всеприсутствующим 'духом, воздухом, тьмой'; его конечностью, заменяющей ему стопу, было темное зеркало, источающее струйки дыма. 'Тескатлипока' и переводится именно как 'дымящееся зеркало'. По Лоретте Се-журне, этот бог был персонификацией всего человечества со всеми присущими ему взлетами и падениями, высокими и прозаическими делами. 'Таким образом, – пишет она, – различные воплощения бога представляют собою отражения непрозрачной массы, копошащейся в поисках избавления' 9.
Теперь легко понять, почему Тескатлипока хотел дать тело Кецалькоатлю, подтолкнуть его к переходу из хромосомного состояния в человека, к созданию человечества со всей сферой его деятельности.
Но что же увидел Кецалькоатль, глядя в тот оптический прибор – зеркало, которое поднес к нему Тескатлипока? Чем его так напугало отображение собственной персоны? Неужто он увидел нечто, подобное тому, что видим под микроскопом мы в ядре клетки: извивающуюся ленточку хромосомы?…
Не спорю, такое предположение абсурдно, но я должен напомнить, что в кодексе Лауд на 21-й странице Эекатль – Кецалькоатль показан в виде именно такой вот появляющейся из моря живой воды, ленты, преобразующейся в человеческое тело!…
Такая же полосчатая лента на 36-й странице кодекса Нутталь тоже – как символ хромосомы – является, думаю, эквивалентом человека. Это прямо означает, что в Древней Мексике первичной, исходной формой Пернатого Змея считали именно раздваивающуюся ленту – по-современному хромосому.
Но – бедняга Кецалькоатль! Потрясенный открытием, лишенный покоя, он, каявшийся и постившийся до сих пор в своей обители – ибо чем же еще, как не постом является прозябание без земного тела, пусть даже в самой химически сложной структуре клетки, – поддается увещеваниям богов-созидателей. Он позволяет им соблазнить себя бокалом pulque и, одурманенный, угощает напитком прекрасную Кецальпетатль, после чего, опьянев, они уже совсем по-человечески проводят вместе ночь.
Кецалькоатль принял решение уйти, увидя самого себя, точнее свое предназначение. Ведь он был змееподобным созданием – на языке науки, мотком нитей с генетической 'записью', которую надлежало реализовать в живое, видимое. Узнав об этом, он с отчаянием сказал: 'Пусть существует и поет только тот, у кого есть земное тело'. (В этой фразе я увидел констатацию того, что у него такого тела еще нет.) Тем не менее он решил пожертвовать своим покоем, покинуть свой невидимый мир, принять человеческий облик, а вместе с ним и 'лакейскую', рабскую работу и забвение в