в грудную клетку твою, чтоб все твое мужское существо жизни… встрепенулось; она должна быть не модель жизни, но дама сердца – пластичной, бить током, и звать ее должны Морковина Оксана.
Летчик хочет ею обладать, пока этого не случится, летчик не летает.
Летчик уверен, что в присутствии Оксаны Морковиной светлеют небеса; однажды они жили в бунгало, он фотографировал ее, и до того разверзшиеся было хляби небесные прекратили свою барабанную дробь… Когда Крупнов рассказывает про это, он, осторожно горячась, произносит: «Богиня!», а после присовокупляет одно из тех экспрессивных словечек, которые призваны оттенить значение ключевого.
Летчик постигает грамматику жизни, работая в «Почте России», то есть, если по-гамбургскому, он в числе сотоварищей отвечает за то, чтобы страна была единой.
Так что карта страны у него есть, теперь он хочет сердечную карту разыграть, ему нужна его икона лирического стиля – ОМ.

Многоглаголанию, которое я считаю своим коньком, он предпочитает сдержанные пометки на полях. Я слышал, как он ведет деловые разговоры. Как видавший виды убивец шаромыжников: четко формулирует, деликатно отшивает.
У поколения летчиков самая главная фобия – предательство. Обуянный жестокой страстью к ОМ, ССК не может явить хорошего настроения, необходимого россиянину будущего, пока зазноба не отдаст ему свое сердце.
Он пишет мне: у меня, дескать, нет врагов, я по крайности так живу – без корысти, без агрессии, без фортелей, без слагаемых о себе мифов.
Ну, положим, по части мифов здесь распоряжаюсь я. А врагов, по моему разумению, должна быть грязная дюжина: они, суки, стимулируют.
Притворюсь, что я знаю будущность Крупнова. Он вырастет в условиях ужасной конкуренции в высокореспектабельного властелина; он будет умеренно циничным, иначе – оглянитесь – никак, у него будут красивые, щекастые дети, он научится лихо исполнять частушки и под бой курантов пить шампань.
А все почему?
А все потому, что он хороший парень, этот славный ублюдок.
(Оксана, не делай вид, что не слышала меня.)
Даже позже.
Я встречал людей, которые уверяли меня, что любят других людей. Я очень бы хотел то же самое сказать, но это будет неправдой.
Одна дама сказала: «Жен декабристов нет только потому, что нет декабристов». Что ж, декабристов нет, потому что есть только такие дамы.
Иногда (по мне, не иногда, а часто) надо уступать наиболее распространенной человеческой слабости – слезам. Они очищают.
Я всегда считал песню Митяева «Соседка» шедевром. Она светом исполнена и свет источает.
Я всегда хотел быть автором строчек: «Скажи тихонечко: „Я больше не ревную“, на пальцы помертвелые подув».
Я не умею петь, не умею готовить, зато умею оценить пение и кулинарные способности других. Вслух и витиевато.
Я не верю в потусторонние силы. Я верю, что все есть человек и человек Есть Все.
Самое смешное, что я прочитал о себе, – это – «Жеребец предгорий».
Однажды я написал текст, в котором было слово интроверт. Секретарша редакционная доказывала мне, что я употребил слово неверно, что это такое объединение художников и поэтов, а вовсе не… Не спорьте с дебилами.
Жизнь Кушанашвили устроена таким образом, что являет собой такой уровень абстракции, куда не достает никакая жизнь.

Глава, в которой рассказывается о женщинах, отдавших автору сердце
Попробую без пышной риторики, даром что я вития исключительный, обожающий звонкие обороты и цитаты из классических классиков.
Я знаю о женской психологии больше, чем кто-либо другой. С другой стороны, я знаю о ней не больше, чем об анатомии пингвинов. Такая вот материя – женская психология.
В сборищах, на ареопагах, синклитах разной степени интеллекта и пьяности пацаны, мужи, юноши обсуждают девушек, девушек, девушек. Кроме общих мест, например, женщина – специнструмент для пыток, придуманный дьяволом, и так далее, мы всегда приходим к эсхатологическому умозаключению, что все барышни помешаны на слове «барыш». (Правда, ловкая игра слов?)
Да. Нет. Нет. Да. Да. Нет. Да. Нет. Да. Нет. Нет. Нет. Да. Да. Да. Вот когда это сойдется…
На любом парне, знакомящемся с цыпой, лежит отсвет обреченности. О нет, я не циник, я реалист.
Девушки омерзительно прагматичны – за путевку в высшую лигу они способны к любой мимикрии.
Я люблю их, но, любя, констатирую, что по части железной хватки в битве за преференции они не знают себе равных.
Но за все, за все, за все приходится платить.

Мужчина, бьющий женщину, – чмо, пидор, ублюдок. Я всего раз был чмом, пидором, ублюдком. Странно, но я знаю женщин, с этим утверждением не согласных.
Хорошо быть женатым. Но соблазны не деваются, а только усиливаются. Не пиздите, что не так.
Мужчина, который работает, как я, все время, деградировать не может. Ему некогда просто.
Женщины врут, когда говорят, что уступят, если мужчина сумеет убедить их в своей правоте. Чушь! Если даже они уступают, то это стратегия.
Мужские слезы – не всегда позор. В моем случае – никогда не позор.
Если ей не нравится ваш юмор – посылайте отношения на хуй.
Каждый мужик мечтает о шлюхах. Каждый.
Ни один конфликт не выявляет победителя.
Мужчина, который не занимается своим ребенком, плохой. Я – не очень хороший.
Женщина, которая дерзит собственной маме, – бегите от нее.
Напиваться иногда необходимо, до зюзи.
Мужчина-отец – самое гордое звание из всех, что я знаю.
Кокетство мужское тоже бывает омерзительным. Впрочем, мужское – всегда омерзительно.
Посмотри правде в глаза: ты не так уж хорош.
Ты одинок.
Цитирую:
«Как смешно! Кажется, я впервые в жизни готова признать, что и мне присущ фанатизм!
Я всегда была слишком горда, чтобы вознести какого-либо человека на пьедестал, признать его – богом.