Я вспомнил москвичей,Жалеющих Арбат.Но берег и ручейТех улиц не прочнейИ каменных наяд.Кто б думал, что пейзажПроходит, как любовь,Как юность, как мираж, –Он видит ужас нашИ вскинутую бровь.Мемориальных букв,На белом — золотых,Экскурсоводок-бук,Жующих черствый стих,Не видно. МолочайОхраны стариныНе ведает. Прощай!Тут нашей нет вины.Луга сползают в смерть,Как скатерть с бахромой.Быть может, умереть –Прийти к себе домой,Не зажигая свет,Не зацепив ногойНи стол, ни табурет.Смеркается. ДрузейВсе меньше. Счастлив тем,Что жил, при грусти всей,Не делая проблемИз разности слепойМеж кем-то и собой,Настолько был важнейЗнак общности людей,Доставшийся ещеОт довоенных днейИ нынешних старух,Что шли, к плечу плечо,В футболках и трусах,Под липким кумачом,С гирляндами в руках.О, тополиный пухИ меди тяжкий взмах!Ведь детство — это слухИ зренье, а не страх.Продрался напролом,Но луга не нашел.Давай и мы уйдемЛегко, как он ушел.Ты думал удивитьНабором перемен,Накопленных тобой,Но мокрые кустыНе знают, с чем сличитьОтцветшие черты,Поблекший облик твой,Сентиментальных сценСтыдятся, им что ты,Должно быть, что любой.И знаешь, даже радЯ этому: наш мир –Не заповедник; складЕго изменчив; дырНе залатать; затоНовехонек для тех,Кто вытащил в лотоСвой номер позже нас,Чей шепоток и смехТы слышишь в поздний час.
В ВАГОНЕ
Поскрипывал ремень на чемодане,Позвякивала ложечка в стакане,Тянулся луч по стенке за лучом.О чем они? Не знаю. Ни о чем.Подрагивали пряжки и застежки.
