норовила запнуться о ровную поверхность, и Мире пришлось идти, выставив вперед руки, чтобы в случае чего не удариться лицом. Чтобы подбодрить себя, она стала быстро произносить вслух всякие нелепицы. Это уже не раз помогало ей поднять настроение.
— Жили-были два индейца… Некуда зимой им деться. Надо шкуры добывать… Чтоб в мороз… дуба не дать!
Она расхохоталась в голос, ведь уже никто не мог ее слышать. Что значит это смешное выражение, Мира точно не знала, но оно ей нравилось. Подхватила она эти слова от Прата, который однажды зимой вбежал в столовую, топая сапогами, и весело прокричал:
— Ну и холодища! Дуба дать можно…
У Прата часто вырывались словечки, за которые ему потом доставалось. Эви за то и любил его больше, чем Дрима, что Прат походил на них самих. А Миру тянуло к Дриму как раз потому, что он был совсем другим…
«А что, если Дрим и про это наврал? — мелькнуло у нее в голове. — Если индейцы есть на самом деле? Где-нибудь там… Если это совсем даже не сказки? Мало ли, что он мне говорил! Уже не все оказалось правдой…»
Торопясь избавиться от мыслей, которые неприятно скреблись в голове. Мира заговорила еще быстрее:
— Взял один из них копье… Говорит другой: «Мое!» Два индейца подрались — от зимы убереглись… Вот и пришла.
Она вылезла из-за скалы, настороженно вглядываясь в темноту. Домики показались Мире такими темными, будто прятались или подкарауливали ее. Она остановилась: «А что, если никто не спит? Вдруг они подглядывают за мной? Ой, я совсем уже поглупела от страха!»
Мира недовольно нахмурилась и уже собралась войти в свой домик, как со стороны столовой донеслись какие-то звуки. «Они там, — догадалась девочка. — Тележки разгружают… Как же мы никогда не задумывались, откуда что берется?»
Несколько минут она так и стояла, размышляя: стоит ли подсмотреть за воспитателями и здесь или лучше поскорее спрятаться в постель и спокойно все обдумать? Ведь подумать есть о чем…
«Спать надо! — остановила себя Мира. — Чего голову ломать? Так я завтра не уйду далеко. Ой, уже завтра?»
Домик, казалось, сам дышал сонно и тепло, потому что девчонок в темноте не было видно. Остановившись на пороге комнаты. Мира прислушалась к этим давно знакомым, всегда одинаковым звукам. Как-то смутно, почти не складывая слова в предложения, она думала о том, что скоро ее дыхания не будет в этом ночном хоре. Он не станет от этого ни лучше, ни хуже, всего лишь станет другим. Только заметит ли это хоть кто-нибудь?
«Я уйду, они и не вспомнят!» — от обиды стало душно. Эту обиду она сама себе выдумала, ведь не было известно наперед, что девочки действительно сразу же забудут о ней. Но как раз это не приходило ей в голову… Мира просто ждала, стоя в дверях, что кто-нибудь проснется сейчас и зашепчет, присвистывая от радости: «О, наконец-то ты вернулась! Я уже соскучилась…»
Никто не говорил ей таких слов, кроме Эви. Никто не ждал и не искал Миру, кроме него.
«С какой это стати я должна вести их в тот мир? — подумала она со сменившей обиду злостью. — Хоть одна из них позвала бы меня с собой? Да ничего подобного!»
В тот момент Мира не помнила, что все это — и «с какой стати», и «ничего подобного» — выражения Руледы, которую она терпеть не могла. Злость могла говорить только злыми словами, а у самой Миры их не было. И она бессознательно позаимствовала их, чтобы выплеснуть из себя темную тяжесть.
«Я возьму с собой только Эви, — решила она, уже забравшись под одеяло и подышав внутрь. — Вот он — настоящий друг. Он нигде меня не бросит!»
Она имела в виду: ни в этом мире, ни в том, только уже недодумала этого. Сон налетел на нее огромным фургоном, который (вот чудо!) умел ездить сам. Мира пыталась разглядеть позади великана, который толкал машину, как этот делал Эви, когда они играли в овраге. Но никого не видела…
В виртуальном мире, как она догадалась из услышанных фраз, машины тоже ездили сами. И даже были какие-то особые, которые летали в космосе. Миру это не поражало, ведь она всегда знала, что это — ненастоящее. А придумать ведь можно что угодно! Она и сама чего только ни выделывала в фантазиях…
Вот та машина на дороге потрясла ее. Но это потрясение было не первым за эти сутки и не самым сильным, Мира быстро с ним справилась. Теперь ей снилось, что она даже едет на том фургоне, и в этом нет ничего страшного.
«Вдвоем с Эви мы успеем залезть в него, если спрячемся прямо у дороги!» — она подумала об этом то ли еще во сне, то ли уже открыв глаза и увидев перед собой лицо Эви. Подскочив, Мира завертела головой: за окнами еще было темно, а Эви уже сидел у нее на кровати. Это было похлеще, чем машина, которая ездит сама по себе!
— Ты как это проснулся?!
Он виновато поджал губы:
— Проснулся…
— Тебя кто-то разбудил?
— Нет. Я сам.
Мира перепугалась еще больше:
— Ты не заболел?
— Да нет. — Эви отвел глаза. — Мне приснилось… приснилось, что ты не вернулась. Оттуда. Что ты там осталась. Ты ведь была там сегодня?
«Он испугался», — ее почему-то потянуло заплакать.
— Была. Но я вернулась. Разве я уйду без тебя? Вот дурачок… Иди спать. Завтра мы вместе уйдем.
Кажется, он не удивился. Только покорно спросил:
— Завтра?
— Пойдешь?
— Спрашиваешь!
Эви хотел подняться, но она схватила его за руку:
— Стой! Знаешь, что… Давай никому не скажем! Давай только вдвоем!
— Им и здесь хорошо, — отозвался он таким тоном, будто сам же это и предложил. — Они и не пойдут.
— Отлично.
Мира отпустила его и устроилась на подушке. «А где мы спать будем? — неожиданно пришло ей в голову. Она лениво улыбнулась этой пустяковой проблеме: — Подумаешь… Ерунда какая… Эви. Проснулся. Надо же…»
Глава шестая
Этот день был таким, словно снился. Мире казалось, что она и ходит по-другому, и деревья растут будто вбок, и собаки улыбаются с каким-то загадочным выражением.
«А вдруг они догадались? — присматриваясь к их разноцветным мордам, гадала Мира. — Они же по- другому думают… И они меня видели ночью. Вот хорошо, что собаки не говорят!»
Ей вспомнилось, как однажды Эви пытался научить Булку разговаривать. Обняв ее рыжую мягкую шею, он терпеливо повторял ей в ухо разные короткие словечки. Булка радостно и горячо дышала, то и дело норовила лизнуть Эви в нос, а вот произносить слова отказывалась.
