— Да они и боятся есть неконсервированные ягоды! Тут ее точно никто не обидит. Ладно, ты ее высаживай, а я…
Но Эви попросил:
— Ты не уходи.
— Ладно, — она встала на колени и разгребла траву под кустом. — Давай ее сюда… Она травкой прикроется, тепло будет. Ночью уже не так, как в июле.
Постелив туда лопух, Эви бережно взял улитку двумя пальцами и пересадил. Не выпрямляясь, он что-то шепнул, но Мира не стала выяснять, что именно, хотя и не расслышала. Она счистила с тарелки увядшие листья и стряхнула капли воды.
«Интересно, она хоть живая? — озабоченно подумала она об улитке. — Головы вообще не показывает… Может, трусит? С чего бы ей умереть?»
— Ну, все, — сказал Эви и с трудом поднялся.
— Тебе надо поспать, — вспомнила Мира. — А то недалеко мы уйдем.
Он покорно кивнул:
— Я лягу после обеда. А если спросят: чего это я днем сплю?
— Кто спросит? У воспитателей свои дела после обеда. Они в теннис пойдут играть или в биллиард.
— Они хоть заметят, когда мы уйдем?
— Две порции же останутся после завтрака… Да Дрим и так заметит!
Эви вздохнул:
— Что тебя нет. А меня он никогда не замечает.
— Зато Прат больше с тобой! Он же терпеть не может вслух читать, это все знают. А тебе он читает! И больше никому.
Довольно улыбнувшись, Эви заговорил уже веселее:
— Я ему что-нибудь в подарок принесу. Оттуда.
— Я тоже! — Мире стало стыдно, что она не додумалась до этого.
— Хоть они и выходят туда, но это же от нас, правда? Это совсем другое.
— Там все другое, — у нее опять испуганно скакнуло сердце. — Мне кажется, там так здорово!
Глава седьмая,
Стрелки на стенных часах слились. Только на одну секунду Эви захотелось ухватиться за ту, что побольше, и чуть-чуть отодвинуть ее назад. Хоть на пару минут… Он же ничего не успел в эти последние минуты! Просто лежал и глазел на часы, как будто они могли не дойти до двенадцати.
А ведь это были по-настоящему
Нужно было встать и одеться. Не издавая никаких звуков. Это не было привычно для Эви, ведь он никогда не гулял по ночам, только вчера добежал до соседнего домика… Но то, что им предстояло сейчас, он и не воспринимал как прогулку. Разве бывает так страшно, когда просто идешь погулять? Разве холодом колет в пальцах? И разве тянет присесть оттого, что ноги стали какие-то слабые-слабые?
Эви почти не дышал, натягивая сразу два свитера, как сказала Мира. Она велела ничего с собой не брать, а возле речки еще с вечера набросала кое-что из одежды, которая не так уж была им нужна. Пусть думают, что они все же полезли купаться…
Правда, Эви до сих пор не верил, что человек может утонуть, как животное. Как тот олень, которого они с Мирой нашли прошлым летом… У людей и у животных все было по-разному, как же они в этом могут совпасть? Никто из людей никогда не умирал, зато все время что-то случалось с птенцами, с мухами, даже один щенок почему-то умер. Но ведь они все и на свет появлялись совсем по-другому!
В общем, Эви сильно сомневался, что кто-нибудь поверит, будто они утонули. Но ничего другого им с Мирой придумать не удалось. Она опасалась, как бы кто не обнаружил их одежду на берегу раньше времени, но заниматься этим ночью было некогда. Оставалось надеяться, что кроме них двоих никто у реки и не бывает. Это потом, утром, Айза вспомнит, о чем говорила ей Мира…
У самой двери Эви оглянулся и с тоской посмотрел на свою кровать. Одеяло он уложил так, чтоб сразу никто не обратил внимания, что в постели никого нет. Из мальчишек никто не проснулся, пока он одевался, и прощаться было не с кем. Эви усмехнулся тому, как вдруг защипало в носу, и, подняв руку, помахал всем сразу.
Мира уже дожидалась его у своего домика. Она так прижалась к стене, что Эви заметил ее только, когда подошел вплотную. Погладив лохматую Булку, которая вертелась рядом, Мира слегка оттолкнула ее и приложила палец к губам, чтобы он ни о чем не спрашивал. Она первой быстро пошла к Стене, и Эви изо всех сил старался не отставать. Только он так быстро начинал задыхаться от ходьбы, что ему не удалось продержаться и трех минут.
Обернувшись, Мира взяла его за руку и пошла чуть медленнее. Когда домики уже слились с темнотой, она шепнула:
— Мы будем отдыхать, только потом, ладно? Ты дойдешь.
Кивнув, Эви на всякий случай сжал ее руку покрепче. Скала, к которой Мира вела его, казалась огромным окаменевшим сгустком ночи. Эви даже почудилось, что вот-вот она поглотит их: они войдут внутрь, а выхода найти не смогут…
— Вот он. — Мира первой заглянула в темную узкую дыру. — Я пойду впереди, а ты…
— А рядом нельзя? — быстро спросил Эви.
Мира знала его так хорошо, что перед ней не стыдно было показаться не очень-то храбрым. Снова глянув в темноту, она с сомнением сказала:
— Если влезем… Хотя… Они вон тележки везли! Иди спокойно, тут не запнешься.
Снова сжав его руку, она сделала несколько шагов, и Эви ничего не оставалось, как пойти следом. Острый камень ткнулся ему в плечо, содрав кожу. Эви сморщился, но ничего не сказал, чтобы Мира не заставила его идти сзади. Это, конечно, все равно было рядом, но уже одному.
Подняв плечо, Эви пошел чуть боком. В темноте Мира не должна была этого заметить. Тем более, она, не отрываясь, вглядывалась в то, что было впереди, хотя мальчику казалось, что там абсолютно ничего не видно.
— Где же этот выход? — бормотала она и наклоняла голову вперед, но темнота от этого не рассеивалась.
Недавний страх перед скалой, которая поглотит их обоих, нагнал Эви. Он так стиснул руку девочки, что Мира вскрикнула, сильно дернувшись:
— Эй! Ты чего?
— Но он же где-то все равно есть? — протянул Эви, изо всех сил крепясь, чтобы не заплакать.
Мира даже рассердилась:
— А куда он мог деться? Да вот он уже!
Эви и не заметил, как тьма впереди стала серой. Это был не просто выход. Это был выход в совсем другой мир, где машины ездили сами; и было так много еды, что оттуда ее вывозили; и люди… Вот этого они еще не знали. А ведь это и было главным: какие здесь были люди?
— А улитки здесь есть? — шепотом спросил Эви.
Тайком от Миры он вечером сбегал в тот малинник и попроведовал свою улитку. Когда никто не видел, а так чаще всего и было, Эви, вытягивая губы, называл ее — Литочка. В сумерках она показалась совсем маленькой и одинокой на большом лопухе, и у мальчика тоскливо сжалось сердце: «Может, с собой