— Да я как-то сразу угадываю, как решать.
В ответ Бемби произносила с легким отчаянием:
— Ну, ты и монстр…
На это Сол нисколько не обижался, ведь никаким монстром он на самом деле не был. А вот эти двое, что спали сейчас в комнате родителей? Монстр — это нечто уродливое и отвратительное. Симпатичными их и впрямь трудно было назвать, вот только никакого отвращения Бемби не испытывала. Ей не давало покоя то, что она не представляет, как им можно помочь. Но поверить в то, что помочь невозможно, Бемби отказывалась даже в душе.
Она не обманывала себя и не божилась, что Мира с Эви стали для нее, как родные. Если б что-нибудь настолько же ужасное стряслось с братом, Бемби уже из кожи вон вылезла бы, чтоб помочь ему. Каким бы временами невыносимым он ей ни казался и как бы ни хотелось задушить его собственными руками… И вместе с тем, слово, которое она сама же произнесла — «друзья» — и которое в тот момент еще не много значило и было, скорее, призывом к себе самой, за этот день, что они вчетвером провели вместе, приятно отяжелело и стало теплым. Живым.
Хотя вроде бы и не случилось больше ничего особенного в этот день. Они вместе смотрели мультики, и Бемби тоже хохотала, забыв о возрасте и «здравом смысле». Потом Сол научил гостей играть в лото, потому что неожиданно выяснилось, что цифры они знают и даже разбираются во времени.
Сперва он, правда, допустил промашку и предложил поиграть в «слова», то есть придумывать из одного длинного много маленьких. Бемби уже струхнула, что он опозорит ее перед всеми, ведь брат всегда побеждал и наставительно заявлял: «Читать больше надо!» Но она вовремя вспомнила, что Эви с Мирой вообще не знают букв.
«Им только сказки читали, — подумала Бемби. — Значит, братец прав… Было, что скрывать от них. А ведь сразу видно, что они не глупее нас!»
Заодно она дала себе слово взяться за большую литературу, правда, к вечеру успешно забыла об этом. В школе Бемби с ловкостью удавалось обходить программные произведения, как рифы — и сама цель оставалась, и путь продолжался. Готовые сочинения теперь свободно продавались в любом книжном, и, видя это своими глазами, мама наивно верила, что им действительно разрешают пользоваться написанными кем-то текстами. Ее только удивляло, что дочь так упорно отказывается излагать свои мысли и вместе с тем продолжает нашептывать, прижавшись к ее плечу, что мечтает сочинять истории.
— А что здесь общего?! — поражалась Бемби и разглядывала мать с недоверием: может, подкалывает? У них в семье только держи ухо востро!
Мама изумлялась в свою очередь:
— Неужели ничего?
— Ну, абсолютно! Сочинение — это… — Бемби куксилась и мучительно подыскивала слово, которое сразу все объяснило бы маме.
Но на ум приходили только затасканные, звучавшие уже миллион раз и оттого как бы ничего не значившие фразы. Приходилось пользоваться ими, хотя Бемби делала это через силу.
— Сочинение — это так скучно… Это же тоска смертная! Если я буду писать книжки, я сразу всем запрещу писать по мне сочинения!
В серых маминых глазах ярко вспыхивали насмешливые звездочки.
— Чего не отнять у моих детей, так это скромности, — говорила она с преувеличенным уважением.
У Бемби начинали теплеть щеки:
— А что я такого сказала? Я же так… на всякий случай.
— Все правильно. Надо же сразу позаботиться о литературном наследии!
Мама говорила это с серьезным видом, но Бемби подозревала, что про себя она похихикивает. У них все любили посмеяться и поострить, а у Сола за комментарии на уроках каждый день отбирали дневник. Правда, замечания в нем так и не появлялись, но ее брат и не думал скрывать истинное положение дел. И было ясно, что Сол гордится тем, что весь класс покатывается от его колких фразочек, а Наталья Васильевна, хоть и делает вид, что сердится, но «она же улыбается, я вижу!»
Бемби тоже иногда нравилось, как брат над ней подтрунивает. Хотя бы этим вечером… Ради гостей она решилась приготовить в микроволновке фаршированные баклажаны, которые они не раз делали вместе с мамой, но, чтобы подстраховаться, Бемби залезла в большую глянцевую книгу с рецептами.
Сол то крутился возле нее на кухне, то убегал к Эви… Это он так говорил: «Я к Эви!», но Бемби почти не сомневалась, что брат бегает к Мире, хоть та и выглядит на восемьдесят лет. Ну, может, на семьдесят… Бемби и раньше предупреждала родителей, что их сынок вырастет «жутким бабником», а Мира, к тому же, не была похожа ни на одну из знакомых ему девчонок. Не к лучшему непохожа, но кто их разберет, этих мальчишек!
Вон как у него горели глаза, когда Эви рассказывал, как Мира ночью выводила его из их родной тюрьмы. А накануне все сама разведывала… Бемби тоже восхищалась про себя: «Смелая девчонка!» А потом загрустила: «В двенадцать лет я тоже не струсила бы…» Может, Сол потому так и потянулся к Мире, что вспомнил, какой была когда-то его сестра…
В очередной раз прилетев от Миры на кухню, он сгреб отрезанные верхушки баклажанов и расставил их так, что они стали похожи на группку маленьких человечков с длинными изогнутыми шеями. Тонкими, «мультяшными» голосами они вдруг запищали:
— О, это же знаменитая писательница! Ах, какое счастье! Автограф, автограф!
— Дурак, — сказала Бемби, но не удержалась и захохотала.
«А что? — мелькнула у нее шальная мысль. — Так и будет! Разве из врачей мало писателей вышло?»
Потом они уплетали эти самые безголовые баклажаны, перекрикивая магнитофон, который Бемби так и не выключила. Тишина всегда чем-то пугала ее. Она сама не понимала чем… А в тот вечер подумала: «Тишина — это та же стена. Кажется, что за ней уже ничего нет. Звуков нет. Людей нет. Осталась только ты, и твои мысли. Кому они нужны, если никого нет?»
Бемби допускала, что многие любят тишину, стремятся к ней. Не зря же соседка вечно колотит ей в стену, когда музыка звучит слишком громко (для Бемби — в самый раз!). Ей даже приходило в голову, что пройдет какое-то время, лет, скажем, десять, она станет совсем старой, и вот тогда тоже пристрастится к тишине. Громкая музыка — это голос молодости. Наверное, старость он раздражает неимоверно.
У молодых все звучит громко — смех, голоса, признания. Им кажется, иначе их не услышат. Ведь они и сами еще не умеют вслушиваться в шепот. Этому учишься…
Именно за ужином Бемби и заметила, как тихо говорят эти двое. Магнитофон не заглушал Сола, хотя голос у брата никогда не был звонким — с рождения басовитым. Но как раз его Бемби хорошо слышала, несмотря на то, что он сидел на другом конце стола. А Миру, которая была совсем рядом, обо всем приходилось переспрашивать.
А поговорить хотелось! То и дело Бемби охватывало ощущение, что они с братом приютили у себя инопланетян, ведь о земной, обычной жизни они не знали почти ничего.
«С чего мы взяли, что они правду говорят? — веселилась она про себя. — И кто придумал, что инопланетяне — маленькие и зелененькие? Может, они как раз такие? Похожие на нас, а все же другие».
— Сол! — крикнула она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — «Секретные материалы», да?
Их гости ничего не могли понять из этой фразы, но любой землянин сообразил бы, о чем идет речь. Сериал о пришельцах показывали во всем мире. Кроме того пятачка за Стеной… Существовал ли он на самом деле? Или привиделся Мире так же ярко, как видела свои истории Бемби? А потом она с таким жаром рассказала все Эви, что это убедило его, как позднее убедило Бемби с братом…
Сол хмыкнул в ответ. Ему не требовалось объяснять все на пальцах. Правда, когда речь заходила о чем-то простом, Сол мог проявить поразительную тупость. Вчера, например, Бемби попросила его разогреть суп с лапшой, но не подсказала сперва перемешать, и все пригорело до того, что есть стало невозможно. Мама в таких случаях с гордостью говорила:
— Типичный гений! Они всегда не приспособлены к быту.
Бемби ворчала про себя:
