«Зато в нашем — все по-настоящему». — Сол насмешливо осмотрел синяк у него под глазом и опухшие губы. Его все еще временами пугало, что у Эви почти не осталось зубов, но Сол постепенно привыкал и к этому. Какая разница, есть у человека зубы или нет, если с ним так весело, и можно вдоволь наползаться по ковру, расставляя пластмассовые редуты и бастионы!
Сол боялся признаться себе, что все в нем так и возликовало, когда Мира тоже плюхнулась на колени и начала вместе с ними обстреливать крепость крошечными ядрами… Разве бывают такие девчонки? А как она вчера принялась лепить из пластилина каких-то носатых чудиков? И ни разу ведь не сказала, что это — занятие для малолеток…
Поскорее отогнав мысль о ней, Сол опять подумал об Эви. Еще он… Мечтательный! Сол возликовал, обнаружив слово. Эви обо всем, о каждом пустяке рассказывал так, будто это было нечто необыкновенное. Даже об улитке своей говорил, как о родном существе, которое, наверное, скучает по нему и ждет его, Эви, возвращения. Если б это была собака, ничего странного не было бы. Но улитка… У нее же и мозгов-то нет.
«А сердце есть? — впервые задумался Сол. — Скучают же не мозгами… Прямо над ребрами ноет, когда я про папу с мамой думаю. То ничего, а то как заноет-заноет! Вдруг и с улиткой так же бывает? Не может ведь быть, чтоб без сердца… Надо у Бемби спросить, она только что зоологию повторила».
На его чириканье никто не отозвался. Но Сол и мысли не допустил, что Эви не узнал его. «Дрыхнут, — решил он. — Надо им отоспаться хорошенько, а то, правда, серые какие-то… А что, если поживут у нас и немножко помолодеют? Тьфу, черт! Разве они — старые?!»
Сестру Сол нашел на кухне. Усевшись на табурет, он стал скептически наблюдать, как Бемби пытается жарить гренки и без конца ругается свистящим шепотом. От сковороды уже вовсю валил едкий дым, и Сол демонстративно закашлялся.
— Сам попробуй! — огрызнулась сестра, хотя он ничего и не сказал.
Теперь Сол мог проявить великодушие.
— Да ладно тебе, — протянул он. — Я же ничего… И такие съедим.
— Когда яйцом залью, вкусно будет, — сквозь зубы пообещала Бемби, но взглянула на него вопросительно: «Ты всерьез? Или опять издеваешься?»
— Еще как! — отозвался Сол. Почему-то сегодня ему ничуть не хотелось доводить сестру до истерики. — А они еще спят, представляешь?
Бемби ссыпала на тарелку обуглившиеся кусочки хлеба.
— Знаю. Я под дверью послушала.
Приняв безразличный вид, Сол уточнил:
— Послушала или подслушала?
— А что было подслушивать? Тишина.
Его вдруг подбросило от страха:
— А они там? А если ушли?
Сковорода издала недолгий чугунный гул.
— Как это — ушли?!
— Как-как! Оттуда сбежали и отсюда также могут.
— Зачем? Да здесь они, что ты меня пугаешь? Кроссовки в коридоре стоят.
Уже подпрыгивающий от волнения Сол сразу успокоился и вернулся на табурет.
— А, ну ладно… Чем займемся?
Бемби вдруг посерьезнела:
— Я обещала Мире, что мы сходим с ними туда… Ну, где они жили? Даже названия нет у этого места! Как засекреченный полигон какой-то!
Быстро оглянувшись на раскрытую дверь кухни, Сол громко зашептал:
— Слушай, а вдруг все это какие-нибудь испытания? Их там заперли, как подопытных кроликов, и…
— … какое-то лекарство проверяют! — глаза у Бемби стали совсем черными.
— Может, и лекарство… Или какое-нибудь… — он набрал воздуха и выпалил: — бактериологическое оружие!
Она усомнилась:
— Ну уж… На детях?
— А лекарство лучше, что ли? Смотри, что с ними сделали!
Нахмурившись, Бемби озабоченно проговорила:
— Надо все же посмотреть в папиных справочниках, никак у меня руки не дойдут. Может, есть что- нибудь похожее…
— Горит! — крикнул Сол, но с места не двинулся.
Взвизгнув, сестра стряхнула гренки со сковороды и от души выругалась. Сол укоризненно зацокал языком:
— Ай-ай-ай! Маму удар хватил бы, если б услышала.
— Ты же не мама. Что ты вообще расселся здесь? Только отвлекаешь!
— Да ты и до меня уже целую гору сожгла, — оскорбленно заметил Сол и направился в комнату. — Подумаешь… Дура какая-то.
Выяснилось, что ему нечем заняться. Каждый день до нынешнего утра сразу увлекал Сола целой кучей дел, которые никогда не успеваешь переделать до вечера: налепить новую наклейку на велосипед, продать Лысому фишки («Вот придурок! Никто уже в них не играет, а он покупать собрался…»), доклеить картонный луноход и сбегать в библиотеку за Брэдбери — вчера звонили, что подошла его очередь. «Вино из одуванчиков» Сол сумел одолеть только в три приема, это оказалась совсем даже не фантастика! Но библиотекарь обещала, что про марсианского мальчика будет поинтересней, а Сол доверял ей.
И много чего еще нужно было успеть за день! Но сегодня все дела куда-то попрятались и выжидали, когда же проснется Эви. И Мира… Как будто Сол и не жил до них!
Вспомнив слова сестры, он опять заспорил уже про себя: «Лекарство им никак не могли подсунуть. Надо быть совсем больным, чтоб тебя заставили таблетки глотать. А Эви никакой не больной! С ним просто что-то случилось».
Почему-то он избегал думать о Мире, и сам не понимал этого. В прошлом году с ним уже стряслась такая же беда: стоило ему подумать об одной девочке из седьмого класса, как все у него внутри слабело и как будто растекалось. Солу это ничуть не нравилось. Он всегда опасался показаться слабым, ведь отличников вообще считают слабаками, а Сол был почти отличником.
Тогда он стал гнать от себя мысли об этой девочке и поворачивал в другую сторону, когда видел ее… А однажды обнаружил, что о ней просто больше не думается.
Признать, что влюбился, Сол никак не мог, ведь тогда ему было всего одиннадцать. Зато теперь стало целых двенадцать, а ведь это совсем другое дело. Он уже не раз обнаруживал в книгах, что с двенадцатилетними мальчишками творятся престранные вещи… А что если даже настолько странные, что из-за них можно влюбиться в старушку? Ведь выглядела Мира в точности, как старушка… Что с того, что глаза у нее сияют так, как в старости не бывает? А как же эти морщины, и мешки под глазами, и отвисшая на щеках кожа? Не сильно, а все же заметно…
Такого не случалось даже у Брэдбери, хотя и было нечто похожее. Но ведь Билл Форестер влюбился в фотографию юной Элен Лумис, а не в нее саму в старости! Хотя все же было очень похоже…
— Доброе утро, Сол!
Он обернулся, уже угадав в себе прошлогоднюю слабость. Вот так же холодело в животе и кололо в пальцах, а вокруг сердца обматывалось что-то живое. Разве такое бывает, когда смотришь на старушку?
— Привет, — выдавил он и слово, и улыбку. — Как вела себя мамина кровать? Не кусалась?
— Ну да! Такая удобная.
Мира вдруг достала из-за спины снимок их родителей в золотистой рамочке.
— Это они? Это ведь не рисунок? Как это сделано?
— Это фотография. — Сол позволил себе поразиться только мысленно: «Она и этого не знает!»
Сбегав за аппаратом, он как мог объяснил технику фотосъемки, но Мира слушала не очень
