С трудом поднявшись на ноги, Саша огляделась по сторонам. Нужно было потянуть время — Владимир не может задержаться так долго. Всего лишь потянуть время… Но есть ли у нее вообще время? Саша этого не знала.
— Послушай… Послушай меня, прошу тебя. Я знаю, ты на меня злишься. Я оскорбила тебя перед группой. Но я была вынуждена это сделать. Андрей…
Он, казалось, не слышал ее. Медленно подняв руку, снова коснулся острием ножа ее шеи, и, слегка нажав, принялся водить из стороны в строну, словно разрезая на мелкие части. Саша чувствовала — еще секунда, и она просто потеряет способность говорить, упадет на землю, закроет лицо руками — только бы не видеть того, что он делает.
— Андрей, ведь я знаю. Знаю, что ты не такой, каким хочешь казаться. Я ведь видела. Тогда, в тот вечер, видела…
Не отнимая руки, он все же поднял глаза, в которых Саша различила едва уловимый интерес.
— Что ты видела?
— Кошку, — выдохнула Саша, не отрывая взгляда.
— Кошку? Какую еще кошку?
— Кошку, — упрямо повторила она, — помнишь, в прошлом году. Был сильный дождь. Там, на остановке.
— Дождь? — тупо переспросил он, как будто все еще не понимая, о чем идет речь.
— Дождь, — эхом отозвалась она, — прошлой осенью. На остановке. Ты подобрал ее. Она была мокрая, сидела на асфальте. Ты подобрал ее и унес с собой. Я видела. Я видела, Андрей. Ты подобрал кошку…
Она повторяла одно и то же, напряженно вглядываясь в его глаза и веря в то, что ее спасение — в его памяти. Если он вспомнит, все изменится. Все должно измениться…
И он вспомнил. Саша увидела, как дрогнули мускулы на его лице, как сузились глаза, шевельнулись губы…
Но в этот момент ей почему-то стало еще страшнее. Нажим лезвия стал ощущаться еще более сильно. Верхняя губа медленно поползла вверх, приоткрывая челюсть и пожелтевшие редкие зубы.
— Да, кошка. Конечно. Как же я мог забыть. Кошка! — он смеялся надрывным смехом. Саша вся вжалась в ствол дерева, чувствуя, что сейчас произойдет самое страшное.
— Кошка была забавная. И живучая — страсть! Долго не умирала, сучка. Еще на следующее утро дергалась, хотя и дергать-то было уже нечем. Рассказать тебе про кошку? Хочешь? Ты ведь этого хотела, да? Этого? Сначала… Подожди, дай вспомню. Сначала я поджег ей хвост. Она металась по подвалу, как настоящая комета. Только орала слишком сильно. Пришлось ее потушить. Потом я отрубил ей передние…
— Нет! — закричала Саша, почувствовав очередной нажим на горло. Горячая тонкая струйка побежала вниз, но ей, казалось, было уже все равно — только бы не слышать, только бы не знать, что он сделал с этой кошкой…
— Слушай! Ты ведь хотела…
— Прошу тебя, пожалуйста, не надо!
— Жаль, — хрипло произнес он. — Жаль, что у тебя нет хвоста. Было бы интересно.
— Что ты собираешься со мной сделать? — спросила Саша почти без выражения, чувствуя, как на смену страху приходит равнодушие, почти что отупение. «Только поскорей, — промелькнувшая мысль не показалась ей дикой, и она снова мысленно повторила „поскорей“.
— Что я собираюсь с тобой сделать? — переспросил он, снова криво усмехнувшись. — То же самое, что и ты со мной. А ты думала, я тебя трахнуть хотел? Нет, ты для меня слишком старая. Я только разукрашу тебя — немножко. Чуть поярче, чем ты меня сегодня разукрасила. И побольнее. Жаль, что ты себя никогда не увидишь. Зрелище, конечно, будет не из приятных. В закрытом гробу хоронить придется.
Не ослабляя нажима, он повел лезвие наверх. Саша инстинктивно взметнула руки к лицу, но он тут же перехватил их и вдавил ее в ствол дерева. Коснувшись щеки, лезвие плавно скользнуло внутрь. Нож, видимо, был хорошо заточен. Сначала она не почувствовала боли, ее удивил лишь странный звук, услышав который, она догадалась, что лезвие коснулось зубов — значит, он разрезал щеку насквозь. Потом еще, и еще… Соленая жидкость заполнила рот, она уже не могла ни кричать, ни сопротивляться. Его лицо медленно таяло в розово-красной дымке. В тот момент, когда кровь полностью залила глаза, Саша потерла сознание.
— Вещь, свято хранимая? — Сергей Анатольевич, приподняв голову, кивнул Владимиру и тут же попытался вовлечь его в процесс разгадывания кроссворда. — Восемь букв, третья «л», предпоследняя «и»?
— Реликвия, — механически ответил Владимир, — дядя Сережа, вы Сашу не видели?
— Точно. Реликвия, — довольно хмыкнул дядя Сережа. — Ре-лик-ви-я. А вот еще… Японский император?
— Вы Сашу не видели, дядя Сережа?
— Сашу? Видел Сашу, конечно. Десять минут назад ушла. Опоздал, сынок. Так не знаешь японского императора?
— Десять минут назад? А она ничего не сказала?
— Ничего не сказала. Ох, молодежь, — дядя Сережа махнул рукой и снова погрузился в кроссворд. Владимир вышел из вестибюля.
— Саша! — снова громко прокричал он, но ответа не услышал. Быстрыми шагами он прошел вдоль аллеи туда и обратно, потом остановился и замер, прислушиваясь. Тревога нарастала с каждой минутой. Ему показалось, что откуда-то слева донесся приглушенный звук, он бросился туда, но там никого не было. Снова прислушавшись, различил будто бы звук с другой стороны, но и там ничего не нашел. Он опять замер на месте, беспомощно оглядываясь по сторонам. И наконец совершенно отчетливо услышал стон, доносящийся из ближних зарослей.
— Саша! — закричал он и бросился туда, откуда доносился стон. Он был совершенно уверен в том, что сейчас увидит ее.
Она лежала на земле, под липой. Владимир едва смог разглядеть ее в темноте.
— Саша! — он опустился на колени и хотел приподнять ее, но в ту же секунду застыл, не понимая, не в силах объяснить себе того, что видит.
Саша лежала на спине, раскинув руки в стороны, но — лицом вниз.
Это было совершенно необъяснимо, но лица не было. Лишь темное пятно — слишком темное даже для того, чтобы принять его за волосы. Волосы у Саши были светло-русыми…
Владимир чувствовал, что руки отказываются повиноваться. На мгновение он ощутил какой-то первобытный страх и неотступное желание убежать прочь, подальше от дикого, страшного и необъяснимого — страх, подобный тому, который испытывали древние люди перед неведомыми им силами природы. Но через секунду страх прошел, уступив место единственному стремлению — помочь ей, спасти ее. Он наклонился ниже.
— Сейчас, Саша. Саша… О, господи! — закричал он и отдернул руки, поняв, что темное пятно на месте лица — это и есть оно. То, что было когда-то Сашиным лицом…
Ее голова безвольно упала, ударившись о землю.
— О, господи, — снова повторил он и закрыл лицо руками, — господи…
Некоторое время он сидел без движения, тупо уставившись в пространство. А потом вдруг вскочил на ноги, поднял Сашу и понес ее. В этот момент чья-то тень легла на дорогу. Владимир остановился и, слегка покачнувшись, замер.
Девушка приближалась медленно, с каждым шагом ступая все неувереннее, как будто боялась приблизиться и в то же время не могла остановиться, повинуясь какой-то потусторонней силе. Он крепко прижимал к себе Сашу и смотрел вперед, почему-то надеясь, что сейчас все изменится. Как будто эта незнакомая девушка подойдет, толкнет его в плечо и разбудит от страшного сна. Он откроет глаза и снова увидит лицо Саши — то самое лицо, которого теперь у нее не было.
Приблизившись почти вплотную, она остановилась. Владимир видел, каким бледным было ее лицо, видел ее взгляд, полный ужаса, и медленно расширяющиеся, словно от боли, зрачки.
И вдруг она закричала. Закричала громко и пронзительно. Он даже зажмурился от этого крика. А потом,
