– Конечно, я знаю его. Очаровательный собеседник! Изящнейший поэт!
Грациана искала глазами Виргилиана среди присутствующих. Но здесь было такое множество народу. Неужели это правда, как ей говорил отец, что Виргилиан распутный молодой человек, недостойный внимания уважающих себя граждан? Неужели правда, что он добивается любви каждой продажной женщины? Зачем же он держал ее руки в своих руках и говорил с таким волнением? Зачем он поцеловал ее в тот вечер, когда они вышли вместе из дома Транквила?
Бега колесниц приближались к концу. Зрители отбили руки, приветствуя возниц, надорвали голосовые связки от криков. Наконец народ повалил от цирка шумным потоком.
Расталкивая всех на своем пути, Корнелин бросился к тому месту, где на скамьях, предназначенных для всадников, сидел Викторий со своей дочерью. Увлекаемые толпою, Викторий и Грациана ускользали. В конце концов ему удалось к ним пробиться, хотя какой-то почтенный гражданин и негодовал на невежду, не умевшего себя прилично вести в обществе воспитанных людей.
– Здравствуй, Викторий, – коснулся Корнелин плеча всадника.
Викторий с недоумением обернулся.
– Не узнаешь?
– Клянусь Меркурием, не узнаю, – недоумевал Викторий.
– Я Агенобарб Корнелин. Я был у тебя на пиру, который ты устроил в честь Агриппы, когда наш легион был в Карнунте.
– А, – просиял Викторий, – теперь вспоминаю. Рад тебя видеть. Ведь вас тогда послали на Восток?
– Я участвовал в штурме Арбелы. А потом сопровождал Диона Кассия, когда он привез в Рим сообщение о победе.
Но Корнелину хотелось приблизиться к Грациане. Увидев ее так близко, Корнелин растерялся. Целый год он вспоминал о ней, как о самом прекрасном на земле.
– Здравствуй, Грациана! – протянул он ей руку. Девушка с удивлением посмотрела на незнакомого человека. Вокруг толкались люди, обменивались замечаниями:
– Какое несчастье! Бедный Акретон!
– Скажи лучше: бедная Лавиния Галла!
– А муж-то, а муж-то…
– Приглашаю вас сегодня к себе ужинать. Будут Арпат и Несторий.
– Непременно буду…
Откуда-то вынырнул Квинт Нестор. Викторий был знаком с ним по торговому делу.
– Квинт, мне надо с тобою переговорить… – начал было Викторий, но маленький юркий всадник уже вцепился в тогу Нестора и что-то ему зашептал.
– Да, да, – соглашался Нестор, – двенадцать процентов, это мне подходит…
Всюду попечитель встречал знакомых, вечно у него были деловые разговоры с записями на восковой табличке, с арифметическими выкладками, с подсчетом комиссионных процентов. Но Корнелину было не до него. Толпа нажимала. Цецилия оттиснули, и Корнелин очутился наедине с Грацианой.
– Как я счастлив, что вновь вижу тебя! – сказал он девушке.
– Но где же ты меня видел раньше? – обернулась Грациана.
– В Карнунте. Ты получила мое письмо?
Так вот кто послал ей письмо! Грациана ничего не понимала. Она до сих пор берегла письмо среди детских кукол и игрушек. Значит, это не шутка и не ошибка. Письмо было послано ей этим человеком. Улыбаясь, она сказала:
– Я рада, что парфянские стрелы пощадили тебя.
– Не сердись на меня. Я писал тебе, как мальчишка.
– Грациана! – пробивался к ним Викторий.
– А как здоровье Лонга? – спросил он трибуна, довольный, что удалось присоединиться к дочери.
– Лонг погиб при взятии Арбелы.
– Жаль, искренне жаль. Достойный был муж!
Уже впереди голубело под сводом ворот небо. Солнце после розовой полумглы показалось ослепительным. Корнелии увидел, как четыре раба проносили на носилках Соэмию. Красавица возлежала на ложе, подобно некоей восточной богине, и с улыбкой смотрела на простодушных римлян, толпившихся, чтобы посмотреть на ее азиатскую красоту. Один из солдат, белокурый голубоглазый юноша, на обязанности которого было следить за порядком, ехал рядом с носилками. Соэмия видела, как он сжимал бока лошади нагими совершенными по форме голенями. Никогда в жизни она не видела таких прекрасных мужских ног. Склонившись к сопровождавшему носилки евнуху Евсению, она шепнула:
– Узнай, где можно разыскать этого юношу… Опустив ресницы, кротко и нежно улыбаясь, Соэмия плыла над толпою. Поймав на себе взгляд важной матроны, молодой солдат смутился. Но евнух Евсений уже спрашивал его:
– Скажи, воин, ты будешь какой центурии?
Юноша не понял. В городской страже служили германцы и скифы, которые плохо понимали латинскую речь. Центурион Аристомак подъехал и спросил:
– Тебе что надо, старичок?
