подопечная.
– За что мне, конечно, пришлют отдельный счет.
– Вы же знаете мистера Блэкстоуна.
– Постепенно узнаю. Он все делает по первому классу.
– И клиенты у него тоже первый класс. Ну, рад был познакомиться. – И, быстро отойдя от машины Мэтлока, он сел за руль старого, ничем не примечательного автомобиля.
Мэтлоку пора было ехать в Нью-Хейвен.
Никакого определенного плана у него не было, никаких встреч он не намечал. Информация, которой он располагал, была, мягко говоря, скудной. Впрочем, кому-то, наверное, и такой достаточно – если этот «кто- то» хорошо знает, что творится в университете и в студенческом городке.
Однако Йельский университет в пять раз больше Карлайлского; здания его разбросаны по значительной части Нью-Хейвена, а не стоят отдельно, как в Карлайле. Есть, правда, Бюро по делам студентов, но Мэтлок никого там не знал. А прийти туда с улицы и объявить, что студентки занимаются – или их вынуждают заниматься – организованной проституцией, которая, насколько он мог установить, охватывает штаты Коннектикут, Массачусетс и Нью-Хэмпшир, – значит, если его сообщение будет принято всерьез, всех перепугать. Если же оно не будет принято всерьез – что более вероятно, – тогда он ничего не узнает.
Была еще одна возможность – обратиться в приемную комиссию. Конечно, это не то, что Бюро по делам студентов, но там тоже в курсе университетских дел. В приемной комиссии Йельского университета у него был знакомый по имени Питер Дэниелс. Они с Дэниелсом читали когда-то лекции для поступающих. Дэниелсу можно выложить все как есть: он не усомнится ни в одном слове и при этом не запаникует. Тем не менее лучше ограничиться рассказом о девушке.
Он остановился на углу улиц Чэпнел и Йорк. На одной стороне площади была арка, ведущая в расположенные наподобие гирлянды учебные корпуса, на другой – обширный газон, пересеченный бетонированными дорожками, ведущими к административному зданию. Офис Дэниелса находился на втором этаже. Мэтлок вылез из машины, запер ее и направился к старому кирпичному зданию с американским флагом, развевавшимся рядом с флажком Йельского университета.
– Это же абсурд! В век Водолея за секс не платят, им свободно обмениваются.
– Я знаю лишь то, что видел, и то, что рассказала мне девушка, а она не врала.
– Повторяю: вы не можете быть до конца уверены.
– Это связано с очень многим другим, что я тоже видел.
– Но вот какой напрашивается вопрос: почему вы не обратились в полицию?
– Ответ тоже напрашивается. В университетах уже достаточно было всяких неприятностей. А я располагаю лишь разрозненными фактами. Мне нужно больше информации. Я не хочу называть имена без разбора и пугать людей. Это ни к чему.
– Хорошо, согласен. Но я не могу вам помочь.
– Дайте мне несколько имен. Студентов или преподавателей. Людей, которые, как вы знаете… точно знаете… попали в трудное положение. Клянусь, эти люди никогда не узнают, кто мне их назвал.
– Трудное положение – это слишком расплывчато. – Дэниелс встал с кресла и закурил трубку. – В академическом плане, в политическом? Наркотики, алкоголь? Давайте конкретнее.
– Стойте-ка. – Слушая Дэниелса, Мэтлок вдруг вспомнил охотничий клуб Рокко Айелло и высокого молодого официанта, который принес Айелло счет на подпись. Ветеран Вьетнама и Дананга. Студент Йеля, который устанавливает контакты, вьет себе гнездышко… своего рода администратор. – Я знаю, кого я хочу видеть.
– Как его зовут?
– Понятия не имею. Он демобилизованный, служил в Индокитае, лет двадцати двух – двадцати четырех, довольно высокий, светлый шатен, изучает управленческое дело.
– Под это описание подойдет человек пятьсот. Нам придется просмотреть все их документы.
– А фотографии на заявлениях о приеме?
– Их теперь отменили, вы же знаете.
Мэтлок глядел в окно, сдвинув брови, и думал. Потом снова взглянул на Дэниелса.
– Пит, сейчас ведь май. Через месяц выпуск. Есть же фотографии старшекурсников. Портреты для ежегодника.
Дэниелс вытащил изо рта трубку и направился к двери.
– Пойдемте.
Его звали Алан Пэйс. Он жил не в университетском городке, а снимал квартиру в пригороде на Чёрч-стрит. Согласно личному делу, Алан Пэйс прекрасно успевал по всем предметам и мог рассчитывать на стипендию в Максуэлловском институте политических наук. Он провел в армии два года и четыре месяца – на четыре месяца больше, чем положено. Как и другие демобилизованные, он занимался только тем, что входило в программу.
В армии Пэйс был интендантом. Он добровольно остался еще на четыре месяца в Сайгоне, что было подчеркнуто в его повторном заявлении. Алан Пэйс отдал родине дополнительно четыре месяца своей жизни. В наше циничное время Алан Пэйс был человеком явно достойным…
Он из тех, кто привык побеждать, подумал Мэтлок.
Поездка по Чёрч-стрит дала ему шанс собраться с мыслями. Он должен заниматься только одной вещью зараз и, только покончив с ней, переходить к следующей. Нельзя, дав волю воображению, интерпретировать разрозненные факты так, как хочется ему, вопреки тому, чем они являются на самом деле. Он не должен подгонять слагаемые вкривь и вкось и получить в результате неверный итог.
Весьма возможно, размышлял Мэтлок, что этот Алан Пэйс работает в одиночку. Ни с кем не связан, никакими обязательствами не обременен.
Но логики в этом не было.
Квартира Пэйса помещалась в неказистом кирпичном доме, какие часто встречаются в пригородах. Когда-то, сорок-пятьдесят лет назад, это здание было гордым символом набиравшего тогда силу среднего класса, который начинал выбиваться из бетонных домов на природу, но еще не решался совсем покинуть город. Дом этот был не то чтобы запущен, он просто требовал косметического ремонта. Однако Мэтлоку прежде всего бросилось в глаза, что для студенческого жилья это не самое подходящее место.
Но именно здесь жил Пэйс. Питер Дэниелс выяснил это.
Пэйс не хотел открывать. Только после того как Мэтлок заверил, что он не из полиции, и упомянул имя Рокко Айелло, студент впустил его.
– Что вам угодно? Мне некогда разговаривать. Завтра у меня экзамен.
– Могу я присесть?
– Зачем? Я же вам сказал, что занят. – И высокий шатен направился обратно к своему письменному столу, заваленному книгами и бумагами. Квартира, довольно большая, была аккуратно прибрана – только на столе царил беспорядок. Здесь было много дверей и коридорчиков, которые вели к другим дверям. В таких квартирах обычно живут четверо или пятеро студентов. Но Алан Пэйс жил один.
– Я все же присяду. Уж на это-то – в память Рокко – вы должны согласиться.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что Рокко был мой друг. Я был с ним в тот вечер, когда вы принесли ему на подпись счет. Помните? Он хорошо к вам относился… Он мертв.
– Я знаю. Я об этом читал. Очень жаль. Но я ему ничего не должен.
– Но вы же покупали у него.
– Вы о чем?
– Бросьте, Пэйс. Ни у вас, ни у меня нет времени. Вы не имеете никакого отношения к смерти Айелло – я это знаю. Но мне необходима информация, и вы мне ее дадите.
– Вы обратились не по адресу. Я вас не знаю. Я ничего не знаю.
– Зато я знаю вас. У меня есть о вас все сведения. Мы с Айелло намеревались вместе начать одно дело. Вас это, конечно, не касается, я понимаю, но мы с ним обменялись… кое-какой информацией. Я пришел к вам, откровенно говоря, потому, что Рокко нет, а у меня остались некоторые неясности. В общем-то я прошу вас об одолжении и готов за это заплатить.
