При появлении жизнерадостного русского официанты в смокингах, сияя и кланяясь, провели его к столу. Хотя чаевые были строго запрещены уставом клуба, оживление и горящие глаза официантов неоспоримо свидетельствовали о том, что Берман нашел способ проявлять свою щедрость.
– Лосось холодного копчения здесь лучший в мире, – сказал Берман, усаживаясь на мягкий стул. Он многое называл «лучшим в мире» и вообще любил превосходную степень прилагательных. – Попробуй еще лобстер. Очень вкусно! Также рекомендую жареная куропатка. А хочешь, возьми и то и другое. Ты очень худой. Совсем как Виолетта в третьем акте «Травиаты». Тебе нужно больше кушать.
Одним взглядом он подозвал официанта с картой вин.
– То «Пулиньи-Монтраше», что мы пьем вчера, – Фредди, можно еще одна бутылочка? – Он повернулся к Джэнсону. – Бесподобно. Сам увидишь.
– Должен сказать, я удивлен видеть тебя здесь, уютно устроившимся в самом сердце британского истеблишмента.
– Ты хочешь сказать, как сюда пустили такой мошенник, как я? – Берман расхохотался, и его живот затрясся под двубортным пиджаком в полоску. Уже тише он добавил: – Если честно, это замечательная история. Видишь ли, два год назад я оказался приглашен в гости к лорд Шервин, и вечером играл на бильярде с один очень милый джентльмен, с которым там познакомился…
У Бермана вошло в привычку помогать людям определенного круга выпутываться из беды, вовремя давая в долг, причем специализировался он в основном на беспутных отпрысках разорившихся дворянских фамилий. По его представлениям, эти люди могли иметь определенное влияние в свете. Он считал это крайне выгодным вложением капитала.
– Расскажешь мне об этом как-нибудь в другой раз, – вежливо, но решительно остановил его Джэнсон.
Ему приходилось прилагать все силы, чтобы от нетерпения не барабанить по столу пальцами.
Но Берман был неумолим.
– Полагаю, он выпил чуть больше чем следовало. Он все выигрывал, выигрывал у меня – большие деньги, а я предлагал ему удваивать ставки.
Джэнсон кивнул. Дальнейший сценарий был легко предсказуем. Изрядно перебравший английский аристократ выигрывает колоссальные суммы у, казалось бы, пьяного в стельку русского, имеющего, казалось бы, нескончаемые запасы наличности. Едва держащийся на ногах русский весь вечер не подает виду, что знает, каким концом держать кий. И вот последняя партия, после которой и без того существенный выигрыш англичанина должен превратиться в целое состояние. Заранее предвкушая удачу, джентльмен уже начинает думать о том, как приобретет в престижном районе Кенсингтон новую квартиру или выкупит коттедж за городом, который уже столько лет ему и его семье приходится снимать на лето. Он не может поверить в свою удачу. Кто бы мог подумать, что все так обернется? Приглашение, принятое с неохотой, – отпрыск давно снискал себе дурную репутацию, но перед его громким именем до сих пор открываются почти все двери, – обернулось кучей денег, заработанных до смешного легко.
И вот настает эта партия, последняя, решающая партия, и вдруг русский уже не кажется пьяным и берет кий со спокойной уверенностью скрипача, держащего смычок. И на глазах у англичанина его мечты о дармовых деньгах превращаются в реальность разорения.
– Но, Пол, тот тип, с кем я играл, – ты ни за что не догадаешься, кто это оказался. Гай Баскертон, КС.
Видный адвокат Баскертон, королевский советник, являлся председателем комиссии по вопросам закупки произведений искусства для Уайт-холла. Весьма высокомерный тип, с тонкими усиками и
– Кажется, я начинаю понимать, что было дальше, – с напускным облегчением подхватил Джэнсон.
Ему предстояло просить Бермана о большом одолжении; ссориться с ним незачем. С другой стороны, не надо и заискивать, показывая свое безвыходное положение, ибо в этом случае Берман постарается полностью реализовать свое преимущество, превратив долг в кредит.
– Позволь высказать догадку. Этот Баскертон оказался членом комиссии по приему новых членов Афинского клуба…
– Еще лучше. Он президент клуба!
Берман произнес последнее слово по-русски: «клуб».
– И вот вдруг оказывается, что у него перед тобой долг чести, сто тысяч фунтов, который он никак не сможет отдать, – сказал Джэнсон, пытаясь укоротить длинное повествование. – Но ничего страшного, ты великодушно прощаешь ему долг. Он так признателен, что не знает, как тебя отблагодарить. А на следующий день ты совершенно случайно оказываешься за соседним столиком в «Шики»…
Разговаривая, Джэнсон не переставал оглядывать присутствующих и обслуживающий персонал, проверяя, не исходит ли от кого-либо угроза.
– Григорий не ходит в «Шики». Григорий не ест рыба. Только
– О, готов поспорить, это произошло совершенно случайно! У меня и в мыслях нет, что ты подкупил метрдотеля и упросил его посадить тебя за соседний столик. Как перед этим заставил своего титулованного друга сделать так, что КС обязательно пришел к нему в гости.
Берман поднял руки вверх, складывая их запястьями.
– Сдаюсь, фараон!
Он широко улыбнулся, потому что ему нравилось, когда его проделками восторгались, а Джэнсон был из тех, кто мог оценить их по достоинству.
– Итак, Григорий, – сказал Джэнсон, пытаясь подстроиться под легкомысленный тон своего собеседника, – я пришел к тебе с любопытной проблемой. Полагаю, она тебя заинтересует.
В глазах русского зажегся огонь интереса.
– Григорий превратился в слух, – сказал он, поднося ко рту большой кусок цыпленка под пасленовым соусом.
Джэнсон вкратце описал ему случившееся: шестнадцать миллионов долларов, переведенные на счет в банке на Каймановых островах без ведома владельца счета, однако подтвержденные электронной подписью, к которой якобы, кроме него, никто не имеет доступа. Умный ход. Однако не может ли именно это быть и
Все то время, пока Джэнсон говорил, Берман, казалось, был полностью поглощен процессом еды, и его немногочисленные замечания были по своей природе кулинарными: рис по-итальянски
Однако от Джэнсона не укрылось, что за пустыми фразами скрывалась лихорадочная работа мысли.
Наконец финансовый воротила отложил вилку.
– Что знает Григорий об отмывании денег? – спросил он, изображая оскорбленную невинность. И тотчас же хитро усмехнулся. – Что
– Надеюсь, ты меня просветишь.
– Два
