правой щеке, Ганс Кесслер. Лицо его — там, где не было швов, наложенных личным врачом первого заместителя, — покрывали синяки.
— Я еду с тобой, — проговорил Ганс, и в голосе его прозвенели ярость и боль.
— Не стоит, — вмешался его брат, сидевший рядом в кресле.
— Тебе нельзя показываться на людях, — поддержал фон Тибольт. — Мы скажем Холкрофту, что ты задерживаешься.
— Нет! — прорычал доктор, обрушивая свой кулак на журнальный столик. — Можете говорить Холкрофту все, что пожелаете, но я еду с вами. Эта сука должна ответить за все!
— Я бы сказал, что ответить должен ты, — парировал фон Тибольт. — Было предложено дело, и ты сам вызвался им заняться. Тебе прямо-таки не терпелось. Как и всегда в таких ситуациях. Тебе по душе физическая работа.
— Его нельзя убить! Этот гад — живучий! — Ганс уже кричал в голос. — Силищи у него — что у пятерых львов. Взгляните, что он сделал с моим животом! Он разорвал его!
Ганс задрал рубашку, открыв их взорам неровный крестообразный шрам, сшитый черными нитками. Эрих Кесслер отвел глаза, чтобы не видеть следов страшной раны на животе брата, и произнес:
— Твое счастье, что тебе удалось унести ноги, не засветившись. А теперь нам надо вывезти тебя из отеля. Полиция допрашивает всех подряд.
— Сюда они не заявятся, — еще не успев остыть, выпалил Ганс. — Первый зам об этом позаботился.
— И все же один любопытный полицейский, проникни он в эту дверь, может создать большие осложнения, — настаивал фон Тибольт, переглядываясь с Эрихом. — Ганс должен исчезнуть. Вот ему черные очки, шарф, шляпа. Наш опекун там, в вестибюле. — Он перевел взгляд на раненого. — Если ты в состоянии передвигаться, то у тебя есть шанс поквитаться с матерью Холкрофта. Может, тебе от этого полегчает.
— Я в состоянии, — произнес Ганс, хотя лицо его было искажено болью.
Иоганн обернулся к старшему Кесслеру:
— Ты, Эрих, останешься тут. Холкрофт вскоре будет звонить, но он не назовется, покуда не узнает твой голос. Изобрази живейшее участие и озабоченность. Скажи, что я связался с тобой в Берлине и попросил тебя поскорей приехать. Что я звонил
— Я могу добавить, что есть свидетели, видевшие, как некто, похожий по описанию на него, вышел из отеля через служебный вход, — предложил ученый. — Он был в состоянии шока и поверит этому. И еще сильнее запаникует.
— Отлично. Встреться с ним и отвези в «Эксельсиор». Впиши его там под фамилией... — блондин на мгновение задумался, — под фамилией Фреска. Если у него еще остались какие-то сомнения, это убедит его. В общении с тобой он никогда не пользовался этой фамилией. Таким образом он поймет, что мы с тобой встречались и говорили.
— Хорошо, — отозвался Эрих. — И там, в «Эксельсиоре» я объясню ему, что под влиянием всего происшедшего ты связался с директорами банка и назначил переговоры на завтрашнее утро. Чем скорее с этим будет покончено, тем скорее мы окажемся в Цюрихе и введем необходимые мерь безопасности.
— Отлично придумано, герр профессор. Пошли, Ганс, — обратился фон Тибольт к Кесслеру- младшему. — Я тебе помогу.
— В этом нет нужды, — откликнулся этот бык из мюнхенской футбольной команды, однако выражение его лица опровергало слова. — Только возьми мой чемодан.
— Да, конечно. — Фон Тибольт подхватил кожаный «дипломат» медика. — Я заинтригован. Ты должен открыть мне, что собираешься ей ввести. Помни: нам нужна естественная смерть, а не убийство.
— Не беспокойся, — заверил Ганс. — Все четко рассчитано. Накладки не случится.
— После свидания с матерью Холкрофта, — проговорил фон Тибольт, набрасывая пальто на плечи Ганса, — мы решим, где Гансу заночевать. Может быть, у первого заместителя.
— Неплохая мысль, — согласился ученый. — И врач будет под рукой.
—
— Auf Wiedersehen.
Фон Тибольт открыл дверь, оглянулся на Эриха и вывел раненого в коридор.
— Так ты говоришь, все рассчитано? — обратился он к Гансу.
— Да. Сыворотка участит ее сердцебиение до предела и...
Дверь за ними закрылась. Кесслер-старший пошевелился в кресле. Таков жребий «Вольфшанце»: другого выбора нет. Врач, зашивавший Ганса, предупредил, что у того открылось внутреннее кровотечение; органы серьезно повреждены, точно разодранные клешнями невероятной силы. Если Ганса не госпитализировать, тот запросто может умереть. Но брата нельзя положить в больницу: это вызовет вопросы. Днем в «Д'Аккор» произошло убийство; раненый пациент тоже доставлен из «Д'Аккор»... Слишком опасное совпадение. Кроме того, самый ценный вклад Ганса находится в черном «дипломате», который несет Иоганн. Тинаму вызнает все, что им необходимо. Таким образом, Ганс Кесслер, «дитя Солнца», больше не понадобится; отныне он превращается в помеху.
Раздался телефонный звонок. Кесслер поднял трубку.
— Эрих? — Это был Холкрофт.
—Да?
— Я в Женеве. Вы быстро добрались. Я тоже решил попытаться.
— Да. Фон Тибольт позвонил мне сегодня утром в Берлин. Он пытался связаться с вами в Париже. Он предложил...
— Он сам приехал? — прервал его американец.
— Да. Он сейчас в городе, занимается последними приготовлениями к завтрашней встрече. У нас для вас куча новостей.
— А у меня для
Где же ожидаемая паника? Где загнанность человека, доведенного до предела возможностей? Голос в трубке принадлежал явно не утопающему, готовому схватиться за соломинку.
— Да, это ужасно, — произнес Кесслер. — Он был вашим другом. Говорят, он спрашивал в отеле вас. Пауза.
— Он искал мою мать.
— А я не понял. Нам известно лишь, что он упоминал фамилию Холкрофт.
— Что такое 'Нах....... «Нахрих...»? Черт, не могу произнести.
— 'Нахрихтендинст'?
— Да. Что это означает?
Кесслер был изумлён. Американец полностью владел собой, чего он никак не ожидал.
— Ну... как вам сказать? Это враг всего, что связано с Женевой.
— Именно это фон Тибольт выяснил в Лондоне?
— Да. Где вы находитесь, Ноэль? Мне нужно с вами увидеться, но сюда приходить вам нельзя.
— Знаю. Послушайте, у вас есть деньги?
— Есть немного.
— Наберется тысяча швейцарских франков?
— Тысяча?.. Пожалуй, наберется.
— Спуститесь к стойке портье и переговорите с ним с глазу на глаз. Спросите его имя и оставьте у него деньги. Скажите, что это для меня и что я буду звонить ему через пару минут.
— Но как...
— Дайте мне закончить. Когда отдадите деньги и он вам назовет свое имя, ступайте к платным