Странно, подумал Эрих, но Ганс больше подходит на роль старшего сына, чем он. Ганс работал с Иоганном фон Тибольтом, а Эрих – спокойный ученый – был на побегушках. Однажды в момент сомнений он поделился на этот счет с Иоганном.
Фон Тибольт не хотел ничего слышать. Нужен был настоящий интеллектуал. Человек, проживший праведную жизнь, никогда не поддававшийся эмоциям, не выходящий из себя. И разве не таким был этот скромный ученый, смело встретивший Тинаму и отстоявший свои взгляды? Взгляды, которые изменили стратегию.
Да, это правда, но не вся. Это правда, с которой Иоганн не хотел бороться: Ганс почти ровня фон Тибольту. И если они столкнутся, Иоганн может умереть.
Так считал тихий праведный интеллектуал.
– Все идет как надо, – сказал Ганс, когда они подходили к самолету. – Американец хорош, если он мертв. Ни одна лаборатория не обнаружит следов убийства.
Хелден сошла с поезда в Невшателе. Она стояла на платформе, приучая глаза к солнечным лучам, отражающимся от станционной крыши. Она знала, что ей надо быстрее смешаться с толпой, покидающей поезд, но не могла сдвинуться с места. Ей хотелось подышать свежим воздухом. Последние три часа она провела в темноте товарного вагона, спрятавшись за упаковками машинного оборудования. В Бесанко дверь автоматически открылась ровно на шестьдесят секунд, и она вошла внутрь. Точно без пяти девять дверь открылась снова: до Невшателя она добралась незамеченной. Ноги ныли, голова раскалывалась, но все позади. И это стоило кучу денег.
Воздух заполнял легкие. Подхватив чемодан, она направилась к дверям станции Невшатель. Деревня Пре-дю-Лак находилась на западной стороне озера, не более двадцати миль к югу. Она нашла таксиста, который согласился совершить с ней это небольшое путешествие.
Дорога оказалась неровной, со множеством поворотов, но ей чудилось, что она плывет в воздухе. Хелден смотрела в окно на холмистую местность и голубую гладь озера. Богатство красок создавало впечатление ирреальности. Ей захотелось сосредоточиться и разобраться в происшедшем. Что имел в виду Полковник, когда написал, что устроил ее приезд к нему, поскольку считал, что она была «орудием врага»? Его враг «тридцать лет ждал схватки». Кто этот враг? И почему он избрал ее?
Что она сделала? Или не сделала? Опять ужасная дилемма? Проклята за то, чем была, и за то, кем не была? Боже, когда все это кончится?
Полковник знал, что скоро умрет. Он подготовил ее к своей смерти, позаботился о деньгах для оплаты тайного перехода в Швейцарию, к человеку по имени Вернер Герхард в Невшателе. Кем он был? Кем приходится Клаусу Фалькенгейму и почему только после его смерти можно было войти в контакт с Вернером Герхардом?
Таксист прервал ее раздумья.
– Гостиница внизу, возле берега, – сказал он. – Она не так чтобы уж очень…
– Ничего, меня устроит.
Окна комнаты смотрели в воды озера Невшатель. Кругом царило такое спокойствие, что Хелден не устояла против соблазна и уселась у окна. Ей ничего не хотелось делать, лишь думать о Ноэле, потому что когда она думала о нем, то чувствовала себя… спокойно.
Но надо было найти Вернера Герхарда. В телефонном справочнике Пре-дю-Лак его не оказалось; бог знает, когда справочник обновлялся в последний раз. Но Невшатель – небольшая деревушка, и наверняка здесь все знают друг друга. Возможно, швейцар знает что-либо о Герхарде.
Он действительно знал, но это не прибавило ей уверенности.
– Сумасшедший Герхард? – спросил с удивлением тучный мужчина, сидевший на плетеном стуле. – Вы хотите передать ему приветы от друзей? Вам следовало бы привести лекарство для прочистки его мозгов. Он не поймет ни одного вашего слова.
– Я не знала, – ответила Хелден, охваченная отчаянием.
– Послушайте. Сейчас уже после полудня, день холодный, солнца нет. Вне всякого сомнения, он на площади распевает свои песенки и кормит голубей. Они пачкают его одежду, а он этого не замечает.
Она увидела его сидящим на каменном выступе круглого фонтана в центре деревенской площади. Он никого не интересовал. Проходившие мимо люди изредка бросали на него мимолетные взгляды, скорее равнодушные, чем жалостливые. Изношенная одежда, рваный плащ со следами голубиного помета, как и говорил швейцар. Он был таким же старым и больным, как Полковник, но меньшего роста, с более одутловатым лицом и отекшим телом. Бледную сморщенную кожу прорезали тонкие вены, а его толстые в стальной оправе очки болтались в одном ритме с трясущейся головой. Руки дрожали, когда он доставал из бумажного пакета хлебные крошки и разбрасывал их по асфальту, привлекая стаи голубей, которые ворковали вблизи, как бы вторя бессвязным песенным звукам, срывавшимся с губ старика.
Хелден почувствовала себя больной. Она увидела остатки человека за чертой дряхлости.
Она подошла к старику и уселась рядом с ним, заметив, как несколько человек на площади посмотрели на нее как на помешанную. Заговорила спокойно на немецком языке:
– Господин Герхард? Я приехала издалека, чтобы увидеть вас.
– Такая красивая леди… красивая, очень красивая леди.
– Меня прислал герр Фалькенгейм. Вы помните его?
– Домик сокола? Соколы не любят моих голубей. Они их обижают. Я и мои друзья не любим их, не так ли, милые перышки? – Герхард наклонился и, вытянув губы, начал целовать воздух над сидевшими на земле прожорливыми птицами.
– Вам нравился этот человек, если вы его помните, – продолжала Хелден.
– Как может нравиться то, что мне неизвестно? Вы не хотите немного хлеба? Ешьте, если хотите, но мои друзья могут обидеться. – Старик с трудом уселся и бросил хлебные крошки к ногам Хелден.
– Монета Вольфшанце имеет две стороны, – прошептала она.
И тут Хелден услышала. Слова были произнесены в том же ритме, спокойно и монотонно, но сейчас в них был смысл:
– Он мертв, не так ли?.. Не отвечайте мне, а лишь кивните или покачайте головой. Вы разговариваете со старым глупым человеком, который поступает неразумно. Помните это.
Хелден застыла пораженная. И своим молчанием она как бы разрешала старику самому ответить на свой вопрос:
– Клаус мертв. Все-таки они нашли и убили его.
– Это ОДЕССА, – сказала она. – ОДЕССА убила его. Свастика была повсюду.
– Люди «Вольфшанце» хотят заставить нас поверить в это. – Герхард подбросил вверх хлебные крошки, голуби туг же начали из-за них драться. – Сюда, милые перышки! Время попить чайку! – Он повернулся к Хелден, посмотрел отчужденными глазами. – ОДЕССА всегда козел отпущения. Это так очевидно.
– Вы упомянули «Вольфшанце», – прошептала она. – Человек с фамилией Холкрофт получил письмо с угрозами. Оно написано тридцать лет назад, подписано людьми «Вольфшанце», которым удалось выжить.
На мгновение Герхард перестал дрожать.
– Из членов «Вольфшанце» выжил только один! Клаус Фалькенгейм. Другие были там, они жили, но это были не орлы, это была мразь. А сейчас они думают, что их время пришло.
– Я не понимаю.
– Я вам объясню, но не здесь. После наступления темноты приходите в мой дом на озере. К югу по дороге, в трех километрах за развилкой есть тропинка…
Как ребенку он объяснил ей дорогу. И когда окончил, с трудом поднялся, бросив последние крошки птицам.
– Не думаю, что за вами будут следить, – сказал он со старческой усмешкой, – но убедитесь в этом. У нас есть работа, и ее надо сделать быстро… Сюда, мои милые перышки! Это ваш последний обед.
Глава 37
