старшинству отпрыск Вильгельма фон Тибольта был бы немедленно признан банкирами. Может быть, он обладал не лучшими личными качествами, но в конце концов Женева не проводила конкурс личностей. Он мог стать экстраординарной находкой. Но сначала надо избавиться от тени Тинаму, снять подозрения Британской службы.
Холкрофт улыбнулся. «Однажды придет человек и расскажет о странном договоре»… Иоганн фон Тибольт – Джон Теннисон – ждал его!
– Что смешного? – спросила Хелден, посмотрев на него.
– Я должен встретиться с ним, – ответил Ноэль, пропуская вопрос мимо ушей. – Вы можете это устроить?
– Думаю, да. Мне понадобится несколько дней. Я не знаю, где он теперь. Что вы хотите ему сказать?
– Правду. Может быть, он ответит тем же. У меня есть все основания считать, что ему известно о Женеве.
– Он дал мне номер телефона, по которому я могу позвонить, если он мне будет нужен. Я никогда им не пользовалась.
– Воспользуйтесь им сейчас. Пожалуйста.
Она кивнула. Ноэль понимал, что некоторые вопросы остались без ответа. Особенно касающиеся человека по фамилии Бомонт и событий в Рио-де-Жанейро, которые Хелден не собиралась с ним обсуждать. Событий, связанных с человеком с густыми черно-седыми бровями. Но, возможно, Хедлен ничего и не знала об этом.
Может, Джон Теннисон знал. Он наверняка знал гораздо больше, чем поведал каждой из сестер.
– Ваш брат ладит с Бомонтом? – спросил Холкрофт.
– Он презирает его. Он отказался прийти на свадьбу Гретхен.
«Почему?» – удивился про себя Ноэль. Кто же этот загадочный Энтони Бомонт?
Глава 17
Перед гостиницей, в дальнем углу стоянки для автомобилей, в тени высокого дуба стоял темный седан. На его переднем сиденье расположились двое мужчин: один в форме английского морского офицера, другой – в темно-сером деловом костюме. Его черное пальто было распахнуто. Под расстегнутым пиджаком виднелся край коричневой кобуры.
Морской офицер сидел за рулем. Его лицо с грубыми чертами было напряженным. Черные с сединой брови подергивались, как от нервного тика.
Сидящий рядом с ним человек, лет около сорока, был стройным, но не худым, точнее, подтянутым благодаря дисциплине и тренировке. Широкие плечи, длинная мускулистая шея и мощная грудь, распирающая рубашку, говорили о хорошей физической форме и силе. Его лицо с тонкими чертами было интересным, но холодным, как будто высеченным из гранита. Взгляд светло-голубых удлиненных глаз – твердый и бескомпромиссный. Взгляд смелого зверя с быстрой и непредсказуемой реакцией. Скульптурную голову венчала корона светлых волос, блестевших в свете отдаленных фонарей.
Человека звали Иоганн фон Тибольт, последние пять лет известного как Джон Теннисон.
– Ты видишь? – спросил морской офицер явно озабоченно. – Никого.
– Здесь кто-то был, – ответил блондин. – Учитывая то, какие предосторожности предпринимались, начиная с Монмартра, неудивительно, что здесь никого нет. Хелден и другие «дети» умеют действовать.
– Они скрываются от идиотов, – сказал Бомонт. – «Возмездие» просто наводнено марксистскими недочеловеками.
– Придет время, и «Возмездие» выполнит свои задачи, наши задачи. Но меня сейчас беспокоит не «Возмездие». Я хочу знать, кто пытался его убить. – Теннисон повернулся в темноте. Его глаза блеснули. Он постучал по приборной доске. – Кто пытался расправиться с сыном Клаузена?
– Клянусь, что рассказал все, что нам известно. Все, что удалось узнать. Это не было ошибкой с нашей стороны.
– Это было ошибкой, потому что убийство чуть не произошло, – повторил Теннисон теперь уже более спокойно.
– Это был Манфреди, наверняка Манфреди, – продолжал Бомонт. – Это единственное объяснение, Иоганн…
– Меня зовут Джон. Не забывай.
– Прости. Это единственное объяснение. Мы не знаем, что Манфреди сказал Холкрофту в том поезде по дороге в Женеву. Возможно, он пытался убедить его отступить, а когда Холкрофт отказался, отдал приказ о его уничтожении. Им не удалось убить его на вокзале благодаря мне. Мне кажется, ты не должен об этом забывать.
– Ты не дашь мне забыть, – перебил Теннисон. – Может быть, ты прав. Он надеялся взять под контроль агентство в Цюрихе. Но этому не бывать. Итак, изъятие актива в семьсот восемьдесят миллионов долларов стало слишком сложной задачей.
– Так же, как обещанные два миллиона – непреодолимым искушением для Холкрофта.
– Эти два миллиона он может положить в банк только в уме. А его смерть будет в наших руках, а не в чьих-то еще.
– Манфреди действовал в одиночку, поверь. После истории в гостиничном номере в Цюрихе никаких попыток больше не возникало.
– Вряд ли бы Холкрофт согласился с таким заявлением… А вот и они. – Теннисон подался вперед. Сквозь лобовое стекло он увидел Ноэля и Хелден, вышедших из дверей. – Что, «дети» Полковника часто здесь встречаются?
– Да, – ответил Бомонт. – Мне это известно от агента ОДЕССЫ, который однажды вечером следил за ними.
Блондин засмеялся. Его слова звучали язвительно.
– ОДЕССА! Карикатурные типы, которые способны лишь плакать в погребках, перебрав пива. Они просто смешны!
– Да, но они упорны.
– И могут принести пользу, – сказал Теннисон, наблюдая, как Ноэль и Хелден садятся в машину. – Они были и остались солдатами самого низшего сорта, что служат пушечным мясом. Раньше всех обнаружены, раньше всех принесены в жертву. Это прекрасно отвлекает от более серьезных вещей.
Послышался мощный шум двигателей «Ситроена». Холкрофт вывел машину со стоянки и выехал на проселочную дорогу.
Бомонт включил двигатель.
– Я буду держаться на расстоянии. Он меня не заметит.
– Не беспокойся, – произнес Теннисон. – Я вполне удовлетворен. Отвези меня в аэропорт. Ты все подготовил?
– Да. На «Мираже» ты долетишь до Афин, а греки доставят тебя в Бахрейн. Военные самолеты, статус ооновского курьера, гарантии Совета Безопасности. Твои бумаги у пилота «Миража».
– Отлично, Тони.
Морской офицер улыбнулся, польщенный похвалой. Он нажал на акселератор. Седан рванул со стоянки в темноту проселочной дороги.
– Что ты будешь делать в Бахрейне?
– Обращу на себя внимание, сделав материал о переговорах по нефтяным месторождениям. Принц Бахрейна охотно идет на контакт. У него нет выбора. Он договорился о встрече с Тинаму и теперь, бедный, боится, что эта новость выплывет.
– Ты неподражаем.
– А ты – предан. И всегда этим отличался.
– А что после Бахрейна?
Блондин откинулся на сиденье и закрыл глаза.
– Опять Афины и Берлин.
– Берлин?
