Завещание Холкрофта

– А где вы жили после того, как стали круглым сиротой?

– Нас с братом приютил дядя, брат матери. Нам очень повезло, так как дядя был уже стар и не представлял интереса для нацистов. Поэтому и оккупационные власти союзников отнеслись к нему благосклонно… Но продолжайте, пожалуйста.

Ноэль вернулся к своему рассказу.

Он детально изложил предъявленные ему советом директоров «Ла Гран банк де Женев» требования, которые он должен был выполнить для подтверждения своих полномочий. Что и подвигло его на поиски Гретхен Бомонт. Он рассказал Кесслеру о загадочном бегстве фон Тибольтов в Рио-де-Жанейро, о рождении там Хелден, об убийстве матери семейства и о возвращении Тибольтов в Европу.

– Они сменили фамилию и последние пять лет живут в Англии под именем Теннисонов. Иоганн фон Тибольт стал Джоном Теннисоном и работает репортером в «Гардиан». Гретхен вышла замуж за некоего Бомонта, а Хелден несколько месяцев назад перебралась в Париж. С братом я не встречался, но… подружился с Хелден. Она замечательная девушка.

– Это и есть тот самый «один человек», с которым вы были вчера?

– Да, – подтвердил Холкрофт. – Я хочу рассказать вам о ней. О том, что ей пришлось пережить, каково ей приходится сейчас. Хелден и еще тысячи людей с похожими судьбами – это тоже часть моего рассказа.

– Кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, – сказал Кесслер. – Фервюнште киндер.

– Что вы сказали?!

– Фервюнште киндер, – повторил Кесслер. – «Фервюншунг» – немецкое слово, означающее «проклятый».

– «Дети Проклятых»… Да, она упоминала это выражение, – сказал Холкрофт..

– Они сами себя так называют. Те тысячи молодых людей – сейчас уже отнюдь не юных, – которые покинули страну, убежденные в том, что на них несмываемым пятном позора лежат грехи нацистской Германии. Они отказались от всего немецкого, переменили имена, обрели новую индивидуальность и стали проповедовать иной стиль жизни. На них очень похожи орды нынешних молодых американцев, которые бегут в Канаду и Швецию в знак протеста против войны во Вьетнаме. Эти группы формируют новые субкультуры, но отречься от своих корней не дано никому. Они остаются немцами; они остаются американцами. Они перемещаются по миру гурьбой, держась друг подле друга и черпая силы из того самого прошлого, которое они отвергли. Тяжкая это ноша – нести на себе груз вины. Понимаете?

– Не совсем, – ответил Холкрофт. – Наверное, я скроен по-иному. Я не собираюсь брать на себя чужую вину.

Кесслер посмотрел Ноэлю в глаза:

– Я позволю себе предположить, что вам придется это сделать. Вы ведь говорили, что не собираетесь отступаться от задуманного вами предприятия, даже несмотря на ужасные вещи, приключившиеся с вами?

Холкрофт задумался над словами ученого, прежде чем ответил:

– Если вы и правы, то лишь отчасти. У меня несколько иные обстоятельства. Я ни от чего не бежал. Просто на меня тогда пал выбор. Мне так кажется.

– То есть вы не из Проклятых, – спросил Кесслер, – а из касты избранных?

– Привилегированных, по крайней мере.

Ученый кивнул:

– Есть имя и для этих. Может, слышали – «Зонненкиндер»?

– «Зонненкиндер»? – наморщил лоб Ноэль. – Боюсь, этот термин из тех университетских дисциплин, в которых я, честно говоря, не блистал. Антропология, может быть?

– Скорее философия, – подсказал Кесслер. – Эту концепцию развивал в двадцатые годы английский философ Томас Перри, а его предшественниками были швейцарец Бахофен со своими мюнхенскими учениками. Согласно этой теории, «Зонненкиндер» – в переводе с немецкого «Дети Солнца» – с незапамятных времен жили среди людей. Именно они творили историю и повелевали эпохами, становились выдающимися личностями и избранными мира сего.

Холкрофт кивнул:

– Вспомнил. В конце концов избранность их и сгубила. Они погрязли в разврате и стали жертвами кровосмесительных связей или еще чего-то в этом роде.

– Впрочем, все это – теория, – сказал Кесслер. – Мы с вами опять отвлеклись. И немудрено – вы очень хороший собеседник. Но давайте вернемся к вашему рассказу. Вы остановились на том, что дочке фон Тибольта очень трудно жить.

– Им всем трудно жить. Это вообще не жизнь, а сумасшествие. Они все время в бегах. Влачат жалкое существование беженцев.

– Да, эти люди – легкая добыча для фанатиков, – согласился Эрих.

– Вроде ОДЕССЫ и «Возмездия»?

– Именно. Подобные организации не могут эффективно функционировать в Германии – здесь они запрещены. Поэтому они переносят свою деятельность в те страны, где осели разочарованные эмигранты вроде Проклятых. Все эти изгнанники только и ждут шанса вернуться в Германию и мечтают лишь о том, чтобы дожить до этого момента, сохранив силы и энергию.

– Вернуться в Германию?!

Кесслер выставил перед собой руку, словно заслоняясь:

– Не дай бог, чтобы такое произошло, но эти организации никак не хотят смириться с существующим положением. «Возмездие» однажды даже предлагало, чтобы боннское правительство управлялось Коминтерном, но этот проект отвергла даже Москва; «Возмездие» выродилось в обычную банду террористов. ОДЕССА же всегда имела целью возрождение нацизма. В Германии людей из ОДЕССЫ презирают.

– Но они по-прежнему рыщут в поисках потомков наци, – заметил Ноэль. – Хелден как-то сказала о себе и себе подобных: «Нас проклинают за то, кем мы были, и за то, кем мы не стали».

– Метко сказано.

– Этих фанатиков надо остановить. Часть хранящихся в Женеве средств нам необходимо будет употребить на то, чтобы стереть с лица земли ОДЕССУ и «Возмездие».

– Я возражать не стану.

– Рад это слышать, – сказал Холкрофт. – Но давайте вернемся к Женеве.

– Давайте.

Ноэль изложил цели договора и рассказал о том, какие условия должны выполнить наследники, чтобы получить деньги в банке. Пора было переходить к тому, что приключилось с ним самим.

Холкрофт начал с убийства в самолете, рассказал о терроре в Нью-Йорке, о перевернутой вверх дном квартире, о письме от людей из «Вольфшанце» и о телефонном звонке Питера Болдуина, повлекшем за собой череду зверских убийств. Затем он поведал о перелете в Рио и о густобровом господине по имени Энтони Бомонт, который оказался агентом ОДЕССЫ; рассказал про подделанные документы, обнаруженные им в иммиграционной службе Рио, и про странную встречу с Морисом Граффом; особо же остановился на лондонском вторжении МИ-5, подчеркнув потрясающую новость о том, что британская разведка считает фон Тибольта убийцей, проходящим у них под кличкой Тинаму.

– Тинаму? – впервые за время рассказа перебил его ошеломленный Кесслер. Лицо ученого пылало.

– Да. Вы что-нибудь о нем знаете?

– Только то, что писали в газетах.

– Я уже от нескольких человек слышал, что на совести этого Тинаму десятки убийств.

– И британцы полагают, что Тинаму – это Иоганн фон Тибольт?

– Они ошибаются, – сказал Ноэль. – И я уверен, что теперь они и сами это знают. Вчерашнее происшествие должно их убедить. Вы все поймете, когда я дойду до этого эпизода.

– Так продолжайте же! – подстегнул Кесслер. Холкрофт вкратце описал вечер, проведенный с Гретхен, упомянул о фотографии Энтони Бомонта, потом рассказал о Хелден и Полковнике, сообщил о смерти Ричарда Холкрофта, вспомнил о телефонных разговорах с нью-йоркским детективом Майлзом и про беседы с