Предательство Тристана

спина.

Посыльный пожал плечами: конечно, почему бы и нет?

– Мой проклятый чемодан стоит в ванной, так что, если бы вы вытащили его оттуда, у меня нашлась бы для вас еще одна такая же бумажка. – Он вручил мальчишке пять долларов. Для подростка это было не просто хорошие чаевые, но и немалые деньги, так что желание заработать еще оказалось непреодолимым. Посыльный быстро зашагал к ванной. Меткалф держался сзади сбоку, уходя с линии огня.

Посыльный распахнул дверь ванной, заглянул внутрь и сказал:

– Сэр, я не вижу никакого чемодана.

– Неужели? Наверно, горничная куда-нибудь переставила его. Извините.

Но молодой служащий вдруг застыл на месте; его глаза широко раскрылись. Он сделал еще шаг, оказавшись в ванной, и вдруг завопил:

– Боже мой! Боже мой!

Меткалф метнулся к ванне и увидел, на что уставился посыльный, продолжавший вопить все громче и громче.

Лицо, видневшееся над краем ванны, налилось кровью так, что стало фиолетовым, глаза выкатились, изо рта свисал темно-лиловый язык. Меткалф с трудом узнал это лицо.

У него вырвался возглас, когда он, подскочив к ванне, прикоснулся к щеке Роджера Мартина и почувствовал липкий холод, который сказал ему, что Роджер был бесповоротно мертв уже в течение нескольких часов. Темная тонкая полоска, делившая горло Роджера почти пополам, показалась ему очень знакомой.

Точно такие же странгуляционные линии Меткалф видел всего несколько дней назад в Париже.

23

Посыльный, пятясь задом, выбрался из ванной; его трясло, и двигался он почти бессознательно. Он наконец-то перестал орать, но на его лице все еще сохранялось выражение панического ужаса.

Меткалф, однако, почти не замечал этого. Он пребывал в состоянии глубокого шока. «Мой бог», – беззвучно шептал он. Увиденное было ужасно, неправдоподобно, непереносимо.

Парижский кошмар повторился снова.

Они убили Черпака.

У него не оставалось никакого выбора, не могло быть никаких вопросов насчет того, что нужно делать. Он должен убраться отсюда, прежде чем посыльный позовет на помощь, прежде чем явятся советские власти – читай, НКВД – и его допросят, обыщут и посадят под замок. Даже находясь в отупении, овладевшем им в тот момент, когда он увидел убитого друга, Стивен мог четко представить себе всю цепь последствий. Поддельные секретные документы обнаружат или на нем, или в любом месте, куда он может попытаться их спрятать, и ни одно объяснение, какое он сможет сочинить, ни в малейшей степени не удовлетворит власти.

Больше того, он не имел никакого объяснения, которое могло бы удовлетворить его самого.

Обдумывание, осознание этого ужаса должно было подождать. Меткалф стремительно побросал несколько предметов одежды в дешевый фибровый чемоданчик, купленный накануне, повернулся и выбежал из комнаты.

Без передатчика он не имел никакой возможности связаться с Коркораном, вернее, не мог сделать это быстро. Даже хваленый черный канал оказался не застрахованным от подслушивания. Дипломатическая почта, вероятно, тоже не гарантировала безопасность. Единственный оставшийся способ войти в контакт с Корки состоял в том, чтобы попросить Амоса Хиллиарда составить шифрованное сообщение с использованием самой безопасной криптографии, доступной ему, и послать шифротелеграмму. Хиллиард согласится сделать это, хотя и неохотно.

Как бы там ни было, но он должен связаться с Корки. Проникновение в сеть уже дошло до Москвы, а это указывало на то, что утечка происходила на опасно глубоком уровне.

И тут его словно ударило громом. Он попытался отогнать эту мысль как ошибку, порожденную тем ужасным впечатлением, каким явился для него вид убитого давнего и близкого друга. Но он чувствовал, что эта мысль сгустилась ледяным комом у него в желудке, и не мог отказаться от нее.

Амос Хиллиард?

Могло ли быть, что человек Корки в Москве оказался предателем? Он как наяву услышал слова Хиллиарда: никому нельзя доверять.

Не было ли это косвенным указанием на самого Амоса Хиллиарда? В конце концов, кто еще знал, что Меткалф делает в Москве? Если Хиллиард играл на две стороны или на несколько сторон, в чем он обвинял своих коллег из посольства, то ему всего лишь требовалось сказать между делом пару слов…

Но Меткалф потряс головой и все же выкинул из нее эту мысль. Это же было смехотворно: видеть предательство повсюду. Как только начнешь так думать, потеряешь способность действовать и уподобишься паралитику.

Однако ужасающая действительность оставалась: он заставил Черпака Мартина лететь вместе с ним, по его делу в Москву и тем самым накликал смерть на своего старого друга так же верно, как если бы убил его собственноручно. Факт гибели Роджера в гостиничном номере Меткалфа означал, что именно Меткалф был целью убийцы. Убить хотели Меткалфа. Узнали номер, в котором остановился Меткалф, и предположили, что оказавшийся там человек именно им и был. Почему Роджер очутился там – оставалось еще одной тайной. Разве что собирал передатчик и намеревался или удивить Меткалфа, показав готовый прибор, или спрятать его в номере… В таком случае где же рация?

И если сеть Корки раскрыта и сейчас разматывается агент за агентом – сначала в Париже, теперь в Москве, – то в опасности оказался не только Меткалф.

Лане тоже грозила опасность.

Чем больше Меткалф встречался с Ланой, тем больше она превращалась в мишень. А как только он передаст ей фальшивые документы, которые были сейчас при нем, она станет частью сети Корки, пусть и невольно. Но уже сейчас она была потенциальной жертвой, и ее могла постигнуть участь Роджера или радистов с парижской станции.

Уже то, что я использую ее, само по себе из рук вон плохо, размышлял Стивен. Но подвергать ее такой опасности? Нет-нет, она ни за что не подписалась бы на это. Я добровольно пошел на эту работу, зная всю ее опасность. Лана ни на что не вызывалась и ничего не знает.

И все же сейчас поздно отступать. Она уже начала работу с фон Шюсслером.

Он должен обезопасить ее, сделать так, чтобы ее не видели с ним. Пока что его встречи с нею на людях можно было бы объяснить безумным увлечением богатого плейбоя, попыткой восстановить отношения с любовницей прошлых лет. К тому же они приняли экстраординарные меры, чтобы их не могли увидеть вместе, когда они встречались на квартире ее подружки. Эти предосторожности следует соблюдать и дальше, их нужно даже усилить.

Однако теперь ему необходимо использовать все свои умения и навыки, чтобы удостовериться, что за ним нет слежки. Он покинул «Метрополь» через служебный вход, которым ни разу не пользовался прежде. Это позволило ему избежать встречи с толпой филеров низкого уровня, которые сидели, поджидая его, в вестибюле гостиницы. Но имелись, конечно, и другие, включая белокурого агента НКВД, который, казалось, возникал повсюду. Поэтому Меткалф решил принять дополнительные меры безопасности. За ним не должно быть слежки.

Он должен твердо удостовериться в этом.

Вымощенное брусчаткой пространство Красной площади ограничено с востока огромным затейливо украшенным зданием с фасадом, отделанным мрамором и гранитом и имеющим в длину несколько сотен метров. Это государственный универсальный магазин – ГУМ, крупнейший магазин в Москве. Внутри здания находятся три трехэтажные галереи, немного похожие на железнодорожные станции начала века в Лондоне или Париже; внутри толпилось множество народу, осматривавшего сотни торговых секций. В резком контрасте с экстравагантной архитектурой полки не поражали ни количеством, ни качеством товара.

Беспорядочные толпы, а также неисчислимое множество укромных уголков и ниш, лестниц и проходов создавали Меткалфу идеальные условия для того, чтобы отделаться от любого «хвоста».

Держа в руке свой фибровый чемоданчик, он шел, останавливаясь то перед одной, то перед другой