деревьев. – Он снова чуть заметно улыбнулся. – Искривленная человеческая природа – все всегда сводится к человеческой природе. Да, агент Наварро, я понимаю, что все это звучит для вас подобно лекции по древней истории, а возможно, ею и является. Вот вернетесь и наставите меня на путь истинный.
– Не уверена, – ответила Анна.
– Теперь к делу. Вам придется вступить в контакт с различными правоохранительными ведомствами. Вы, как всем будет известно, совершенно открыто проводите расследование убийства. Почему этим занимается агент УСР? Объяснение будет кратким: потому что эти имена неожиданно возникли в ходе проходящего в настоящее время расследования, связанного с мошенничеством в перечислении фондов. Никому не придет в голову требовать от вас раскрытия деталей. Простое прикрытие, без необходимости что-либо тщательно прорабатывать.
– Я буду проводить расследование так, как меня учили это делать, – осторожно сказала Анна. – Это все, что я могу пообещать.
– Это все, о чем я вас прошу, – мягко ответил Бартлет. – Ваш скептицизм может иметь очень хорошее обоснование. Но, так или иначе, я хотел бы получить твердую уверенность. Отправляйтесь в Новую Шотландию. Докажите мне, что Роберт Мэйлхот действительно умер естественной смертью. Или же подтвердите, что это было
Глава 4
Бена привезли в управление полиции кантона Цюрих, помещающееся в закопченном, но все же не утратившем элегантности старинном каменном доме на Цейгхаусштрассе. Там двое неразговорчивых молодых полицейских провели его через подземный гараж и по нескольким длинным лестничным пролетам в относительно современное здание, примыкающее к старинному. Изнутри оно выглядело так, что можно было подумать, будто находишься в американской пригородной средней школе году этак в 1975-м. На любые вопросы его конвоиры отвечали только пожатиями плеч.
Его мозг лихорадочно работал. Встреча с Кавано здесь, на Банхофштрассе, вовсе не была случайностью. Кавано оказался в Цюрихе с заранее намеченной целью убить его. Однако, как бы там ни было, труп исчез; в считаные минуты его убрала оттуда чья-то опытная рука, а пистолет так и вовсе оказался в собственной сумке Бена. Было очевидно, что, помимо Кавано, во всем этом деле участвовали и другие, и эти другие были профессионалами. Но кто они? И снова тот же вопрос –
Сначала Бена привели в маленькую комнатку со столом из нержавеющей стали, залитую светом люминесцентной лампы. Полицейские остались стоять у двери. Появился человек в коротком белом халате и, не глядя Бену в глаза, потребовал:
– Ihre Hende, bitte[8]. – Бен протянул руки. Он знал, что спорить или что-то доказывать совершенно бессмысленно. Лаборант обрызгал его кисти с обеих сторон каким-то аэрозолем из пластмассовой бутылки, затем легонько протер кожу на тыльной стороне правой кисти пластиковой палочкой с ватным тампоном и убрал палочку в пластмассовую пробирку. То же самое он проделал с ладонью, а потом повторил процедуру с левой рукой Бена. После того как в четырех аккуратно подписанных пластмассовых пробирках оказались четыре палочки с тампонами, лаборант, не сказав больше ни слова, покинул комнату.
Через несколько минут Бен оказался в довольно приятном на вид, скупо обставленном кабинете на третьем этаже, где широкоплечий коренастый человек в штатском представился ему как Томас Шмид, детектив по расследованию убийств. У него было широкое рябое лицо и очень короткая прическа с маленькой челкой. Бен почему-то вспомнил, как женщина-швейцарка, с которой он однажды встретился в Гштаде, рассказывала ему, что полицейских в Швейцарии называют быками, и, глядя на этого человека, можно было понять, откуда возникло это прозвище.
Шмид начал задавать Бену множество вопросов – имя, дата рождения, номер паспорта, гостиница, в которой он жил в Цюрихе, и так далее. Он сидел перед терминалом компьютера и одним пальцем печатал на клавиатуре ответы. На шее у него болтались на цепочке очки для чтения.
Бен был рассержен, утомлен, чувствовал себя разбитым, и его терпение наконец иссякло. Ему приходилось прилагать большие усилия для того, чтобы говорить спокойным тоном.
– Детектив, – сказал он, – я считаюсь арестованным или нет?
– Нет, сэр.
– Конечно, все это было очень весело, но если вы не собираетесь арестовывать меня, то я хотел бы вернуться в свою гостиницу.
– Мы с превеликой радостью арестуем вас, если вам этого так хочется, – вежливо, с улыбкой, но при этом с чуть заметной угрозой в голосе ответил детектив. – У нас есть очень хорошая камера, и она ждет не дождется вас. Но если нам удастся разрешить проблемы по-дружески, то все окажется намного проще.
– Мне будет позволено позвонить по телефону?
Шмид, вытянув перед собой обе руки, указал на бежевый телефон, притулившийся на краю его заваленного бумагами стола.
– Вы можете обратиться в местное американское консульство или к вашему поверенному. Как пожелаете.
– Спасибо, – сказал Бен. Он снял трубку и посмотрел на часы. В Нью-Йорке только-только перевалило за полдень. Юристы, служившие в «Хартманс Капитал Менеджмент», поголовно специализировались на налоговом и финансовом праве, и поэтому он решил обратиться к своему другу, который занимался международным правом.
Когда-то Бен и Хови Рубин входили в команду Дирфилда по лыжным гонкам и стали близкими друзьями. Хови несколько раз приезжал в Бедфорд на День благодарения. На него, как и на всех друзей Бена, особенно сильное впечатление произвела мать Бена.
Адвокат ушел из своей конторы на ленч, но звонок Бена переключили на мобильный телефон Хови. Из- за шума ресторана на том конце понять, что говорил Хови, было не так уж просто.
– Бен, ради Христа, – сказал Хови, прервав монолог Бена. Рядом с ним кто-то громко разговаривал. – Так вот, я дам тебе тот же совет, который даю всем моим клиентам, которые попадают под арест, приехав в Швейцарию, чтобы покататься на лыжах. Улыбайся и терпи. Ни в коем случае не старайся изображать из себя Великого и Могущественного. Не играй в возмущенного американца. Никто не сумеет раздавить тебя всякими правилами, инструкциями и тому подобным лучше, чем швейцарцы.
Бен поглядел на Шмида; тот барабанил по клавиатуре и, несомненно, прислушивался к разговору.
– Я начинаю это понимать. Но все же, что я, по твоему мнению, должен делать?
– По швейцарским законам, тебя могут продержать двадцать четыре часа, не подвергая законному аресту.
– Ты меня разыгрываешь!
– А если ты станешь ругаться с ними, то они могут бросить тебя в грязную тесную камеру на всю ночь. Так что не делай этого.
– В таком случае что же ты посоветуешь?
– Хартман, дружище, ты же способен уговорить голодную собаку уйти из мясной лавки, так что просто оставайся самим собой. При появлении каких бы то ни было затруднений вызывай меня, я сяду на телефон и буду угрожать международным инцидентом. Один из моих партнеров постоянно работает с организациями, занимающимися шпионажем, и поэтому у нас есть доступ к некоторым довольно мощным базам данных. Я вытяну все возможное о Кавано и посмотрю, что это может дать. Дай мне телефонный номер, по которому ты сейчас находишься.
Когда Бен закончил разговор, Шмид вывел его в смежную комнату и усадил перед столом около другого терминала.
– Вы уже бывали в Швейцарии? – любезным тоном спросил он; так мог бы разговаривать гид, сопровождающий туриста на экскурсии.
– Неоднократно, – ответил Бен. – Главным образом приезжал кататься на лыжах.
Шмид закивал, как будто эта фраза его сильно встревожила.
– Популярный отдых. Думаю, очень хорошо помогает снять стресс. Дает прекрасную возможность расслабиться. – Он прищурился. – Ваша работа, видимо, заставляет вас испытывать много стрессов.
– Я бы так не сказал.
