– Но ведь решение о привлечении американского солдата было не вашим, – успокаивающе заметил Жан-Люк.
– Конечно, нет, но я и не возражал против него. Логика была вполне убедительной: он много общался с объектом и мог узнать его в толпе в любую секунду. Как часто ни рассматривай фотографию незнакомого человека, все равно никто не сможет действовать так быстро и надежно, как тот, кто лично знаком с целью.
– Но теперь мы подключили к делу самого лучшего, – сказал Пассар. – Когда за дело берется Архитектор, проблемы разрешаются достаточно быстро.
– Его всегда отличало стремление к совершенству, – заметил Марко. – И все же, каким бы изнеженным ни был этот американец, его не следует недооценивать.
– То, что он, любитель, все еще жив, это просто чудо, – согласился Пассар. – И все равно, пристрастие к здоровому образу жизни не дает человеку навыков выживания. – Он громко фыркнул и насмешливо проговорил на английском языке с подчеркнуто сильным акцентом: – Он не знает джунглей. Он знает только игру в джунгли.
– И все равно, – возразил Марко, – существует такая вещь, как везение новичка.
– Он уже не новичок, – задумчиво произнес Пассар.
Вена
Из ворот вышел пожилой, хорошо одетый американец. Он шел медленно, напряженно, по- видимому, с усилием, держа в руке небольшой чемоданчик. На ходу он разглядывал толпу, пока не увидел водителя лимузина, одетого в форму, к которой была прикреплена маленькая табличка с именем.
Старик помахал рукой, и водитель, сопровождаемый женщиной в белой одежде медсестры, поспешно кинулся к нему. Водитель взял у американца багаж.
– Как прошел ваш полет, сэр? – осведомилась медсестра. Она говорила по-английски с австро-немецким акцентом.
– Ненавижу путешествия, – проворчал старик. – Я уже не в состоянии их переносить.
Раздвигая толпу, медсестра проводила прибывшего к выходу на улицу, где совсем рядом стоял черный «Даймлер», и помогла старику забраться в машину. Салон был оборудован всеми стандартными аксессуарами – телефоном, телевизором и баром. В углу находился деликатно укрытый чехлом набор для оказания экстренной медицинской помощи, в котором имелся даже небольшой кислородный баллончик со шлангом и маской, электрический дефибриллятор, а также трубки и иглы для капельниц.
– Ну вот, сэр, – сказала медсестра, как только пассажир устроился на уютном кожаном сиденье, больше похожем на диван, – поездка будет совсем недолгой, сэр.
Старик хмыкнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
– Пожалуйста, сообщите мне, не могу ли я что-нибудь сделать, чтобы вам было поудобнее, – заботливо произнесла медсестра.
Глава 19
Цюрих
В вестибюле гостиницы Анну встретил прикомандированный к ней офицер из аппарата прокурора кантона Цюрих. Его звали Бернард Кестинг – низенький, но мощный темноволосый молодой человек с окладистой бородой и сросшимися над переносицей бровями. Он совершенно не улыбался и казался очень деловым и всецело поглощенным своими профессиональными обязанностями: олицетворение швейцарской бюрократии.
Несколько минут ушло на взаимные представления и вымученный разговор, необходимый для соблюдения этикета, а затем Кестинг проводил Анну к своему автомобилю «БМВ-728», стоявшему на полукруглой подъездной дорожке перед гостиницей.
– Конечно, мы знаем Россиньоля, – сказал Кестинг, распахивая дверцу автомобиля перед коллегой из-за океана. – Он был очень уважаемой личностью в нашем банковском сообществе на протяжении многих- многих лет. Разумеется, у моего управления никогда не возникало поводов для того, чтобы допрашивать его. – Анна села в машину, но швейцарец продолжал стоять на месте, держась за ручку распахнутой дверцы. – Боюсь, что мы не совсем отчетливо поняли суть вашего запроса. Знаете ли, этот джентльмен никогда не был причастен к какому-либо криминалу.
– Я понимаю. – Анна протянула руку и сама закрыла дверь. Этот человек нервировал ее.
Усевшись за руль, Кестинг молчал лишь до тех пор, пока машина не выехала на Штейнвиштрассе, тихую улицу около Кунст-хауса, по сторонам которой тянулись жилые дома.
– Он был – или есть – блестящий финансист.
– Я не могу раскрыть вам содержание нашего расследования, – сказала Анна, – и могу лишь сообщить вам, что он не является его объектом.
Кестинг опять ненадолго замолк, а затем продолжал:
– Вы просили организовать защитный надзор. Как вы знаете, мы не могли точно установить его местообитание. – В голосе швейцарца без труда можно было уловить неловкость.
– А что, это общепринятая манера поведения видных швейцарских банкиров? Вот так, просто… исчезать?
– Общепринятая? Конечно, нет. Но ведь он, в конце концов, удалился на покой. И обрел право быть эксцентричным.
– А как же осуществляются его официальные контакты?
– Через доверенных местных представителей офшорного объекта, остающегося, впрочем, непрозрачным даже для самих представителей.
– Прозрачность не относится к числу признанных в Швейцарии ценностей.
Кестинг быстро взглянул на нее, очевидно решая, не могла ли она оказаться самозванкой.
– Такое впечатление, что где-то с год назад, возможно, чуть позже или раньше, он решил, что ему следует – ну, как бы это сказать… – скрыться от людей. Не исключено, что ему померещилось, будто за ним следили или его преследовали. В конце концов, ему уже перевалило за восемьдесят, а начинающееся старческое слабоумие порой сопровождается параноидальными фантазиями.
– А что, если это ему не померещилось?
Кестинг смерил Анну пристальным взглядом, но промолчал.
Герр профессор, доктор Карл Меркандетти невероятно обрадовался, когда Бен упомянул о том, что он знакомый профессора Джона Барнса Годвина.
– Вы не причиняете мне никаких неудобств, и вам совершенно не за что просить прощения. У меня есть в библиотеке свой кабинет. Почему бы вам не навестить меня там где-нибудь до полудня? Я все равно должен туда пойти. Я надеюсь, что Годвин не сказал вам… э-э… что я готовлю монографию в выпускаемую издательством Кембриджского университета серию, которую он редактирует, и уже на два года ее задержал. Он не раз говорил мне по этому поводу, что у меня несколько средиземноморское ощущение времени. – В трубке густо раскатился отнюдь не стариковский хохот Меркандетти.
Бен и сам точно не знал, что ему нужно от Меркандетти, а профессор, судя по его жизнерадостному тону, вероятно, предположил, что это будет визит вежливости или что-то в таком же роде.
Несколько часов Бен провел, копаясь в справочниках швейцарских корпораций. Он даже просмотрел компьютерную телефонную базу. Но ему так и не удалось найти ни единого упоминания о какой-либо фирме, называвшейся «Сигма АГ», и у него сложилось впечатление, что в открытых документах вообще не было никаких сведений о ее существовании.
Карл Меркандетти оказался куда более строгим на вид, чем Бен представил его по телефонному разговору. Это был невысокий человек лет пятидесяти с торчавшими ежиком, коротко подстриженными седоватыми волосами и в очках с овальной тонкой оправой. Впрочем, когда Бен представился, взгляд профессора оживился, а рукопожатие было крепким и приветливым.
– Любой друг Года[48]… – начал Меркандетти.
– А я думал, что так его называют только принстонские студенты, – не удержавшись, перебил Бен.
Меркандетти, улыбнувшись, покачал головой.
– В то время, когда мы познакомились, он, можно сказать, лишь понемногу начинал оправдывать свое прозвище. А сейчас я боюсь, что, когда подойду к жемчужным вратам рая, он окажется там и скажет: «А теперь еще один небольшой вопрос по поводу сноски сорок три в вашей последней статье…»
