выбрать тактику и получше – в способностях или отсутствии интеллекта вам не откажешь...
– Как нельзя отказать и в том, что мне претит охота на добычу...
– Браво! Быстрый ответ! Вы мне нравитесь!
– А я начинаю понимать, почему у вас столько поклонников...
– А, бросьте вы! Мои поклонники, если они действительно есть, куплены... У нас с вами есть деньги, мистер Тривейн, и вам должно быть прекрасно известно, что даже в молодости деньги плодят прихлебателей или поклонников, что в принципе одно и то же. Сами по себе деньги бессмысленны, являя собой, так сказать, субпродукт. Но они могут служить мостиком: двигать идею! Идея же, на мой взгляд, гораздо более монументальный памятник, нежели любой замок. Конечно, у меня есть последователи, но куда важнее то, что все они – носители и передатчики моих идей...
Вошла служанка в форме, с серебряным подносом в руках. Грин представил Ширли своему гостю, и Тривейн, к великому удовольствию хозяина, встал со своего места, помогая Ширли поставить поднос на изысканный столик для чая.
Освободившись от подноса, Ширли сразу ушла, выразив надежду, что мистеру Тривейну понравятся ее булочки.
– Вот уж воистину бесценный дар! – воскликнул Грин. – Я нашел ее в израильском павильоне на выставке в Монреале. Она, знаете ли, американка, и ее согласие на работу у нас обошлось мне в шесть апельсиновых рощ в Хайфе... Но булочки, булочки! Прошу вас, мистер Тривейн!
Выпечка и в самом деле была превосходной.
– Потрясающе!
– Я же говорил вам! В этой комнате я допускаю возможность неискренности в беседах на любые темы, кроме булочек! Угощайтесь, мистер Тривейн, угощайтесь!
И оба они принялись за угощение, перекидываясь шутками и банальными, ничего не значащими фразами. Словно два теннисиста в преддверии финального матча, они прощупывали друг друга, выискивая сильные и слабые места.
Наконец Грин поставил чашку на стол и негромко произнес:
– С угощением покончено. Можно поговорить! Что вас волнует в настоящее время, мистер председатель подкомитета? Хотелось бы знать, что же все-таки привело вас в этот дом при таких – не совсем обычных – обстоятельствах?
– 'Дженис индастриз'... Вы тратите, и частично делаете это через ваше агентство, семь миллионов долларов в год. Во всяком случае, официально сообщается такая цифра. По нашим же оценкам ваш расход ежегодно около двенадцати миллионов, а возможно, и более, и все для того, чтобы убедить страну, будто она многим обязана корпорации. Так вы поступаете уже много лет, и общая сумма, потраченная вами за это время, лежит где-то между семьюдесятью и ста двадцатью миллионами долларов или несколько больше...
– Вас пугают эти цифры?
– Этого я не говорил. Но они, тут вы правы, тревожат меня...
– Почему? Ведь даже такая большая разница в суммах объяснима. И я не собираюсь с вами спорить по этому поводу. Вы правы, мистер Тривейн, речь идет о гораздо большем счете...
– Вполне возможно, что все это может быть объяснено, но может ли быть оправданным?
– А вот это уже зависит от того, кто будет подыскивать оправдания... Я, например, оправдываю свои траты!
– Каким образом?
Откинувшись назад, Грин поудобнее устроился в кресле. «Патриарх готовится к изложению мудрых мыслей», – подумал Тривейн и не ошибся.
– Начнем с того, что на современном рынке миллион – вовсе не та сумма, что способна поразить воображение среднего гражданина. «Дженерал моторс» только на рекламу тратит двадцать два миллиона в год, а только что созданная «Пост офис ютилити» – около семнадцати...
– И в результате они оказываются самыми крупными потребителями среди всех корпораций мира!
– И все же они не идут ни в какое сравнение с правительством. А поскольку именно оно – самый крупный потребитель или, если вам так больше нравится, клиент «Дженис индастриз», то при желании между ними можно найти логическую связь...
– Нет, это не так! Если только клиентом не оказывается его собственная компания!
– Каждая точка зрения, мистер Тривейн, имеет свои визуальные, рамки. Когда вы смотрите на дерево, то видите только, как в его листве отражаются солнечные лучи. А я смотрю на то же самое дерево и вижу, как они проникают внутрь. И если потом мы попытаемся описать дерево, то получим совершенно разные картины, не так ли?
– Не вижу аналогии...
– Скорее отказываетесь видеть... Вы смотрите лишь на игру солнечного света на листве, не давая себе труда заглянуть под нее и узнать, что там происходит!
– Загадки всегда утомительны, и смею вас уверить, сэр, мне хорошо известно, что творится там, под листвой! Именно поэтому я и оказался в вашем доме при таких – не совсем обычных – обстоятельствах.
– Понятно! – кивнул Грин.
«Снова корчит из себя патриарха, – подумал Тривейн. – Милостиво внимает той чепухе, которую несет ученик».
– Понимаю, – повторил Грин, – и хочу вам сказать, что вы человек жесткий... И знаете себе цену.
