– При обсуждении моей кандидатуры это заявление было главным, даже единственным основанием.
– А вам объяснили причину моего отказа?
– Да... Простите.
Президент какое-то время так пристально изучал Тривейна, что тот в конце концов почувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось отвести глаза от этого доброго, прекрасного человека, но он знал, что лучше не делать этого.
– Что-то связанное с моим здоровьем? – спросил президент.
– Да.
– Рак?
– Так я понял... Извините.
– Не стоит извиняться. Это ложь. Вы поняли? Ложь!
– Очень рад.
– Нет, вы меня не понимаете. Я говорю – ложь. Грубейшая и простейшая из тех, что могут быть использованы в политике.
Напряжение, охватившее Тривейна, понемногу спадало. Он смотрел на волевое с четкими чертами лицо человека, сидящего напротив него. Глаза президента смотрели твердо, подтверждая только что сказанное.
– В таком случае, я полный идиот.
– Да и я не лучше... Так вот. Я намерен представлять интересы своей партии, баллотироваться на второй срок и остаться в Белом доме. Вы меня поняли?
– Конечно.
– Мистер Тривейн, – мягко проговорил Уильям Хилл, – примите мои извинения. Вы вовсе не единственный идиот в этом кабинете. – Он попытался изобразить улыбку, но губы по-прежнему были напряжены. – Мы оба движемся к одной цели... И должен сказать, что оба выглядим довольно нелепо.
– Вы не можете назвать мне того, кто зачитал вам некролог по поводу моей преждевременной кончины? – спросил президент.
– Мне сказали об этом дважды. Первый раз в Джорджтауне, на вилле «Д'Эсте». Я отправился туда с намерением выяснить, кто поспешит откупиться от моего доклада. К моему удивлению, произошло обратное: никто... Вышел я оттуда на три четверти кандидатом...
– Вы не сказали мне...
– Извините. Это был сенатор Алан Нэпп. Со всей убедительностью он объявил мне, что вы намерены удалится с поста президента. А интересы страны – превыше всего.
Президент повернул голову в сторону Хилла.
– Улавливаете, Билл?
– Этот проворный сенатор сам удалится со своего поста, не пройдет и месяца, – сказал Хилл. – Пусть это будет ему рождественским подарком.
– Продолжайте, мистер Тривейн.
– Второй раз я услышал то же самое в Нью-Йорке, в «Уолдорфе». У меня состоялся там занятный разговор с Ароном Грином и Йаном Гамильтоном. Я подумал было, что выиграл. И вот результат – тот вариант доклада, который вы прочитали. Гамильтон утверждал, что на второй срок вам уже не хватит жизни, что вы выдвинете на свое место либо вице-президента, либо губернатора Нью-Йорка. Ни одна из этих кандидатур их не устраивала.
– Опять Сцилла и Харибда, а, Билл?
– Они слишком многое себе позволяют!
– Всегда позволяли. Да не трогайте вы их лучше!
– Понятно.
Тривейн с интересом наблюдал разыгрываемую между двумя старейшинами партию.
– А мне непонятно, господин президент: как вы можете говорить такое? Этих людей следовало бы...
– Мы еще к этому вернемся, мистер Тривейн, – остановил его президент. – У меня к вам последний вопрос: когда вы узнали, что вас используют? Причем используют мастерски, как я теперь понимаю.
– Меня натолкнул на эту мысль Пол Боннер.
– Кто?
– Майор Пол Боннер.
– А, тот, из Пентагона, – понимающе протянул президент. – Тот самый, что убил человека в вашем поместье в Коннектикуте?
– Да, сэр. И спас мне жизнь. Обвинение в убийстве с него снято, теперь предстоит трибунал: хотят с позором выставить его вон...
– Вы считаете это несправедливым?
