– Было так.
– Не нужно ничего менять. Ни во что не вмешивайтесь.
– Но теперь это невозможно.
– Это единственный способ помочь нам. Всем нам. Мы надеемся, что сможем разоблачить «Омегу» во время этого уик-энда. При условии, что вы окажете нам содействие. Без этого у нас ничего не выйдет.
– О каком содействии вы говорите?
– До приезда Остерманов остается четыре дня. Все интересующие нас лица – Остерманы, Тримейны и Кардоуны – будут подвергнуты психологическому давлению. Анонимные телефонные звонки, телеграммы, посланные через Цюрих, случайные встречи в кафе и на улице – все это будет сделано с единственной целью: внушить им мысль, что Джон Таннер не тот, за кого он себя выдает, а двойной агент, или, к примеру, информатор КГБ, или, наоборот, опытный агент нашей разведслужбы. Информация, которую они получат, рассчитана на то, чтобы встревожить их, вывести из равновесия.
– И тем самым вы подвергнете мою семью смертельной опасности. Я этого не допущу! Они убьют всех нас!
– Этого они не сделают.
– Почему же? Если хотя бы малая часть того, что вы здесь говорили, правда, они вполне способны пойти на убийство. Но я же знаю этих людей! Я не верю в то, что они могут быть замешаны в этом.
– Если так, то никакой опасности для вас нет. Если они все – или хотя бы одна из названных пар – не замешаны в деятельности «Омеги», они немедленно сообщат об инцидентах в полицию или в ФБР. Мы будем начеку. Если кто-то из них сделает заявление, а другой или другие промолчат, мы будем знать, кто из них агент «Омеги».
– А… а если, предположим, вы окажетесь правы, какие вы можете дать мне гарантии?
– Я уже говорил вам, что информация против вас будет ложной. «Омега», естественно, использует все свои возможности, чтобы проверить ее непосредственно через Кремль. Наши союзники там будут к этому готовы. Из Москвы им ответят правду, что вы – просто Джон Таннер, директор службы информации, и не участвуете ни в каких секретных операциях. Ловушка будет ждать их дальше. Москва сообщит тому, кто станет наводить о вас справки, что следует опасаться не вас, а остальных. Что кто-то из них отступник. Мы разделим их, посеем между ними недоверие и вражду.
– Это только слова. На словах всегда все легко.
– Но поймите, любая попытка покушения на вас или на членов вашей семьи поставит под угрозу спланированную ими операцию. Они не станут рисковать. Проделана слишком большая подготовительная работа. Я уже говорил вам – это фанатики. До начала решительных действий им осталось чуть больше месяца.
– Простите меня, но то, что вы сказали, никак не гарантирует безопасности моей семьи, скорее наоборот.
– Что ж… Вас успокоит, если каждого члена вашей семьи будут охранять минимум два вооруженных агента? Они будут нести дежурство круглосуточно, находясь на расстоянии не более пятидесяти ярдов.
– Теперь я знаю, что вы сумасшедший. Вы просто не представляете, что такое Сэддл-Вэлли. Незнакомцев, праздно шатающихся по округе, там быстро выдворяют из города. Мы попросту станем удобной мишенью…
Фоссет улыбнулся.
– В данный момент мы располагаем в Сэддл-Вэлли тринадцатью агентами. Все тринадцать – местные жители.
– Господи помилуй! – пробормотал Таннер. – Грядет год тысяча девятьсот восемьдесят четвертый?[6]
– Время, в которое мы живем, тоже требует осторожности и бдительности.
– В конце концов, у меня нет выбора, я правильно вас понял? – Таннер указал на магнитофон и лежащую рядом папку с документом, который он только что подписал. – Теперь я у вас на крючке.
– По-моему, вы склонны слишком драматизировать происходящее.
– Нет, напротив, я реально смотрю на вещи… Мне придется выполнить все, что вы от меня потребуете. Единственная альтернатива – исчезнуть… Но тогда вы станете за мной охотиться, вы и – если все, что вы сказали, правда, – эта «Омега».
Фоссет встретил взгляд Таннера без тени смущения. Журналист правильно понял ситуацию, и Фоссета это устраивало.
– Только шесть дней, – с улыбкой произнес Фоссет. – Всего шесть дней, а впереди целая жизнь.
Понедельник, восемь часов вечера
Полет из аэропорта Даллас в Ньюарк был как кошмарный сон. Таннер не чувствовал усталости. Он видел перед собой то холодные пронизывающие глаза Лоренса Фоссета, устремленные на него поверх вращающихся катушек магнитофона, то лица Лейлы и Берни Остерман, Дика и Джинни Тримейн, Джо и Бетти Кардоун. В ушах звучал бесстрастный голос Фоссета, задающий одни и те же вопросы. Голос становился все громче и громче.
Он прилетит в Ньюарк, и этот кошмар кончится. Он просто передал Лоренсу Фоссету подготовленный проект и подписал недостающие страницы отчета…
Увы! Но это было не так.
Час езды от Ньюарка до Сэддл-Вэлли прошел в молчании: таксист понял настроение пассажира, который без конца курил и даже не ответил на традиционный вопрос, как прошел полет.
Взгляд Таннера уперся в указатель, выхваченный из темноты светом автомобильных фар:
Сэддл-Вэлли Инкорпорейтед
1862
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Надпись промелькнула, оставив в мозгу саднящее: «Кусок кожи». Невероятно!
Через десять минут такси остановилось перед его домом. Он вышел и рассеянно протянул водителю деньги.
– Спасибо, мистер Таннер, – сказал тот.
– Что? Что вы сказали?! – стряхивая оцепенение, встревоженно произнес Таннер.
– Я сказал: «Спасибо, мистер Таннер».
Таннер рванулся вперед и, схватившись за ручку передней дверцы, резко дернул ее на себя.
– Откуда тебе известно мое имя? Отвечай быстро, откуда ты знаешь мое имя? – На лбу его выступили капли пота, глаза дико сверкали.
«Ненормальный», – решил таксист и незаметно нашарил левой рукой тонкую свинцовую трубку, которая всегда лежала у него под сиденьем.
– Послушай, Мак, – миролюбиво сказал он, зажав покрепче трубку, – если ты не хочешь, чтобы люди знали твое имя, убери табличку со своих ворот.
Таннер попятился и оглянулся. На лужайке перед домом стоял металлический столб, с поперечины которого на цепи свисала лампа. Над ней в отблесках света была хорошо видна табличка:
Джон и Элис Таннер, Орчед-Драйв, 22.
Он тысячу раз смотрел и на эту лампу, и на надпись на столбе: «Джон и Элис Таннер, Орчед-Драйв, 22». Однако сейчас ему казалось, что он видит ее впервые.
– Прости, парень. Я немного устал сегодня. Плохо переношу самолет.
Поднимая стекло, водитель едко заметил:
– Значит, вам нужно ездить поездом, мистер. Или ходить пешком!
Такси с ревом рванулось с места, а Таннер повернулся к своему дому. Дверь отворилась. Навстречу ему, радостно лая, выскочила собака. На пороге, в полосе света, стояла Элис и улыбалась.
Вторник, половина четвертого утра по калифорнийскому времени
Белый французский телефон с приглушенным звонком прозвонил уже раз пять. Сквозь сон Лейла подумала, что глупо было ставить его на стороне Берни: такой звонок никогда не будил его.
Она толкнула мужа локтем.
– Дорогой… Берни! Берни! Телефон…
