всего лишь «мыльную оперу» и ничего больше… Мы задыхаемся.
– Я – нет. Мне не на что пожаловаться. Меня в моем положении все устраивает.
– Но у тебя же нет крепких тылов! У тебя ничего нет! И не пытайся возражать мне. Ты даже еще не расплатился за это… – Остерман сделал выразительный жест рукой, указывая на бассейн, дом и двор Таннера.
– Возможно, если речь идет о деньгах, ты прав. Но, по-моему, все мы в таком положении…
Остерман придвинул к себе стул и опустился на него. Внимательно глядя в глаза Таннеру, он мягко заговорил:
– Выход есть. Я с радостью помогу тебе. – Он помолчал немного, словно подыскивая нужные слова, затем снова заговорил: – Джонни… – Остерман отшвырнул сигарету и опять надолго замолчал. Таннер испугался, что Берни так и не решится начать.
– Я слушаю. Продолжай.
– Прежде мне нужны определенные… гарантии. Это очень важно. – Остерман теперь говорил торопливо, словно боялся не успеть.
И вдруг в одном из окон вспыхнул свет. Они оба резко повернули головы. Это была спальня маленькой Дженет.
– Что это? – с тревогой спросил Берни.
– Дженет. Это ее комната. Нам наконец удалось добиться, чтобы она включала свет, когда идет в ванную. Иначе она сбивает все стоящие на пути предметы, а мы все еще полчаса не можем за… – Он не договорил. Воздух прорезал леденящий душу крик. Кричал ребенок.
Таннер вскочил на ноги и рванулся к дому. Крик не стихал. В трех других окнах тоже вспыхнул свет. Берни Остерман почти догнал Таннера у спальни девочки. Они появились здесь первыми. Элис и Лейла еще только выходили из своих комнат.
Джон изо всех сил ударил в дверь плечом, забыв о дверной ручке. Дверь распахнулась, и четверо взрослых вбежали в комнату.
Девочка стояла босиком в центре комнаты и истошно кричала.
Ее любимый щенок лежал в большой луже крови. Голова была отделена от туловища.
Джон Таннер схватил на руки дочь и выскочил с ней в коридор. Сознанием завладело ужасное зрелище обезглавленного трупа в роще и щенка с отрезанной головой в комнате дочери.
«Обезглавленное тело значит террор» – так говорил один из агентов Фоссета в мотеле Ховарда Джонсона.
Он должен взять себя в руки. Должен.
Таннер не помнил, как отдал дочь Элис. И только теперь он увидел, что Элис качает дочь на руках, тихо шепча ей какие-то слова на ухо, а в нескольких футах от него плачет Реймонд, уткнувшись в грудь Берни Остермана. И вдруг он отчетливо услышал слова Лейлы:
– Я возьму Дженет, Эли. Иди к Джонни.
Таннер злобно крикнул:
– Если ты до нее дотронешься, я убью тебя! Ты слышишь: убью!
– Джон! – в ужасе воскликнула Элис. – Что ты несешь!
– Она же была рядом! Всего в нескольких шагах! Ты что, не понимаешь? Она была совсем рядом!
Остерман бросился на Таннера и, отбросив его к стене, сильно ударил по щеке.
– Эту собаку убили несколько часов тому назад! Опомнись!
– Несколько часов назад? Не может быть! Это произошло только что. Загорелся свет, и щенку отрубили голову. А Лейла была рядом. Всего в нескольких шагах.
Берни ладонями сжал ему виски.
– Мне пришлось ударить тебя. Прости. У тебя начиналась истерика. Успокойся. Возьми себя в руки. Это ужасно… просто ужасно, я знаю. У меня тоже есть дочь.
Таннер попытался сосредоточиться. Он обвел глазами холл. Все смотрели на него, даже Реймонд, который все еще всхлипывал, прислонившись к косяку своей двери.
Джон высвободился из рук Остермана.
– В доме кто-нибудь есть? – Таннер не смог сдержаться, его тревожил вопрос: «Где были люди Фоссета? Где они были?»
– О ком ты, дорогой? – Элис обняла его за плечи, словно боясь, что он упадет.
– Значит, никого, – еле слышно проговорил он.
– Мы здесь. И сейчас позвоним в полицию. Прямо сейчас! – Берни положил руку Таннера на перила лестницы и потянул его вниз.
«Что задумал Берни? Он же из „Омеги“. И жена его из „Омеги“. Зачем же им нужно звонить в полицию?» – лихорадочно соображал Таннер.
– В полицию? Ты хочешь вызвать полицию?
– Разумеется. Если кто-то пошутил, то более отвратительной шутки я в жизни не видел. Я хочу, чтобы приехала полиция. А ты против?
– Нет. Конечно, надо позвонить.
Они вернулись в гостиную, и Остерман скомандовал:
– Эли, быстро звони в полицию. Если не знаешь номера, спроси на телефонной станции. – Он повернулся и вышел на кухню.
«Где были люди Фоссета?»
Элис сняла трубку. Но через мгновение стало ясно, что звонить никуда не надо.
Луч фонаря скользнул по стеклам и заплясал на стене гостиной. Это наконец прибыли люди Фоссета.
Раздался звонок в парадную дверь, и Таннер, резко вскочив с дивана, бросился в холл.
– Мы услышали крики и увидели, как загорелся свет в окнах. Что-то случилось?
– Вы, как обычно, немного опоздали! – тихо произнес Таннер. – Входите. «Омега» уже побывала здесь.
– Успокойтесь. – Дженкинс вошел в холл. За ним показался Макдермотт.
Из кухни вышел Остерман.
– Господи! Быстро вы, однако…
– Ночной патруль, сэр, – пояснил Дженкинс. – Мы увидели, что в доме зажегся свет и поднялась суматоха. В ночные часы такое случается редко.
– Вы очень оперативны, спасибо…
– Да, сэр. – Дженкинс кивнул и, не дослушав, прошел в гостиную. – Что случилось, мистер Таннер? Вы можете рассказать нам здесь или предпочтете поговорить наедине?
– Здесь нет никаких секретов, – вмешался Остерман, не дав Таннеру раскрыть рта. – Наверху, в первой спальне, справа по коридору, лежит щенок. Он мертв.
– Да? – Дженкинс удивленно поднял брови и повернулся к Таннеру.
– У него отрезана голова. Мы хотели бы знать, кто это сделал.
– Понятно… – протянул Дженкинс. – Мы позаботимся об этом. – Он повернулся к Макдермотту. – Принеси брезент, Мак.
– Сейчас. – Макдермотт вышел.
– Могу я от вас позвонить?
– Конечно.
– Нужно поставить в известность капитана Маколиффа. Придется позвонить ему домой.
Таннер опешил. Это дело не имеет никакого отношения к полиции. Ведь это «Омега»! Что Дженкинс делает? Зачем он звонит Маколиффу? Нужно сейчас же связаться с Фоссетом. Маколифф – обыкновенный полицейский офицер. Он подотчетен муниципальному совету Сэддл-Вэлли, а не правительству.
– Вы считаете, это необходимо? В такой поздний час? То есть я хотел сказать, что капитан Маколифф…
Дженкинс резко повернулся к Таннеру и, глядя ему прямо в глаза, произнес:
– Капитан Маколифф – шеф местной полиции. Он будет очень удивлен, если я не доложу ему об этом происшествии.
