больше ни слова, скрылась в столовой.
Элис стояла в центре кладовки, наморщив лоб, и в который уже раз спрашивала себя, что происходит со всеми? Что-то ужасное, необъяснимое вторглось в их жизнь. Добрые отношения между ними рушились на глазах, но почему?
Они лежали в постели: Элис на спине, Джон – отвернувшись от нее – на левом боку. В комнате для гостей, расположенной почти напротив, устроились Остерманы.
Впервые в этот долгий вечер Таннеры остались вдвоем. Элис чувствовала, что муж очень устал, но она не могла больше откладывать этот разговор.
– У тебя что-то произошло с Диком и Джо?
Таннер вздохнул почти с облегчением, перевернулся на спину и уставился в потолок. Он предвидел, что жена задаст ему такой вопрос, и заранее заготовил в ответ очередную ложь. Он уже начинал привыкать к этому, но ведь осталось потерпеть совсем немного, и тогда он сможет все объяснить Эли. Фоссет твердо обещал ему это.
Джон медленно заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно естественнее:
– Ты слишком проницательна.
Она приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на него.
– Я? Ты преувеличиваешь. Напротив, сегодня я не понимаю, что происходит.
Он помолчал.
– История неприятная, но все скоро кончится. Помнишь, я говорил тебе о деле, с которым пристает ко всем Джим Лумис?
– Да, я помню, что ты из-за этого не позволил Дженет пойти на ленч к Лумисам.
– Верно… Так вот, Джо и Дик втянулись в эту заваруху. Я сказал им, что этого делать не стоило.
– Почему?
– Я навел справки… У нас есть несколько тысяч, которые стоило бы вложить под хороший процент. Вот я и подумал: может быть, рискнуть?.. Я позвонил Эндрю Харрисону – он шеф юридической службы у нас в «Стэндарт мьючиал». Он кое-что выяснил.
– Что же?
– Эта затея дурно пахнет. Прекрасный материал для газетной сенсации. Грязное дельце.
– Ты хочешь сказать, что оно противозаконное?
– Возможно, на следующей неделе можно будет сказать и так. Харрисон предложил нам снять о нем репортаж. Поднялся бы страшный шум. Я рассказал Джо и Дику.
– Господи! Ты согласился делать такую передачу?! – в ужасе воскликнула Элис.
– Не волнуйся. Сейчас у нас на это нет ни средств, ни времени. Все расписано на месяц вперед. А ради этой истории ломать наши планы не стоит. Даже если бы мы решили снимать, я заранее предупредил бы Дика и Джо, чтобы они успели выйти из игры.
Элис снова услышала голоса Кардоуна и Тримейна: «Ты говорила с ним? Что он сказал?» – «Не позволяй Джону калечить людские судьбы. Нельзя судить, не разобравшись». Они оба были напуганы, и теперь она знала почему.
– Джо и Дик страшно волнуются, ты знаешь об этом?
– Да. Я догадался.
– Ты догадался? Но ведь они же твои лучшие друзья!.. Они боятся. Они просто в панике.
– Ну ладно, ладно. Завтра в клубе я успокою их. «Ястреб Сан-Диего» давно уже не хищник.
– Но это же в самом деле жестоко! Неудивительно, что они так обеспокоены! Им кажется, что ты делаешь что-то ужасное. – Перед глазами Элис встала фигура Лейлы, замеревшей у стены в кладовке и слушающей мольбы и угрозы Тримейна. – Они рассказали Остерманам, – убежденно сказала Элис.
– Ты уверена? Откуда ты знаешь?
– Неважно откуда. Они все, должно быть, считают тебя чудовищем… Завтра же утром – я умоляю тебя! – скажи, что им не о чем волноваться.
– Я же уже обещал…
– Слава богу, что все стало ясно. И эти крики у бассейна, и ваш глупый спор… Я очень, очень сердита на тебя… – Но Элис Таннер не сердилась. Теперь, когда тайное стало явным, оно ее больше не страшило. С этим она справится. Она снова легла на подушку, все еще взволнованная, но тепло и покой, от которых она успела отвыкнуть за последние несколько дней, уже разливались по всему телу…
Таннер крепко закрыл глаза и затаил дыхание. Ложь прошла и на этот раз. Прошла легче, чем он предполагал. Теперь он почти не испытывал трудностей. Он привык к своей роли, Фоссет был прав. Он прекрасно с ней справляется. Он убедил даже Элис.
Джон стоял у окна спальни. Он смотрел на лужайку за домом и на темнеющую невдалеке рощу. Внезапно он вздрогнул. Может быть, ему почудилось? В темноте блеснул огонек сигареты. Кто-то шел и курил, не скрываясь. Боже праведный! Таннер похолодел. Неужели этот идиот не понимает, что выдает расположение охранников?
Он присмотрелся внимательнее и облегченно вздохнул. Да это же Берни Остерман.
Однако через мгновение его снова охватило беспокойство. Неужели Берни что-то заподозрил?
Таннер бесшумно покинул спальню, спустился вниз и вышел во двор.
– Я ждал, что встречу тебя здесь… – Берни сидел у края бассейна, задумчиво глядя на ровную поверхность воды. – Вечер прошел сегодня ужасно.
– Мне так не показалось.
– Значит, ты просто ослеп и оглох. Это была ненастная ночь в Малибу… Если бы у нас были кинжалы, вода в бассейне давно окрасилась бы кровью.
– Твое воображение явно в плену голливудских штампов. – Таннер уселся рядом с ним и спустил вниз ноги.
– Я писатель. Я наблюдаю и анализирую.
– По-моему, ты не прав, – сказал Таннер. – Просто у Дика неприятности: он сам мне об этом сказал… А Джо напился. Ну и что?
Остерман подался вперед.
– Ты, вероятно, удивишься, почему я вышел из дома и сижу здесь у бассейна. Меня привела сюда какая-то подсознательная мысль, что ты не сможешь сегодня спать, как и я.
– Ты меня заинтриговал.
– Я не шучу. Нам пора поговорить.
– О чем?
Остерман поднялся и закурил. Немного помедлив, он спросил:
– Что ты больше всего хочешь? Что ты хочешь для себя и для своей семьи?
Таннер не поверил своим ушам: Остерман начал разговор самыми банальными, избитыми фразами. Однако Джон ответил так, будто воспринял вопрос всерьез:
– Покоя, наверное… покоя, надежной крыши над головой, обычных человеческих благ… Такой ответ ты ожидал услышать?
– Я не о том. Все это у тебя есть, сейчас по крайней мере.
– Тогда я тебя не понимаю…
– Тебе никогда не приходило в голову, что ты уже давно лишен возможности выбирать? Что ты не живешь, а лишь выполняешь определенные функции?
– По-моему, это естественно. Я с этим не спорю.
– Ты и не сможешь спорить. Система не позволит тебе… Ты умеешь что-то делать, ты этому научился и обречен заниматься этим до конца своих дней. И спорить тут бесполезно.
– Из меня не получился бы физик-ядерщик, а ты не годишься в нейрохирурги, – пожал плечами Таннер.
– Конечно, все относительно. Но то, что я говорю, не просто фантазии. Всеми нами управляют силы, которые мы сами не способны контролировать. Мы достигли того возраста, когда человек становится профессионалом, но в этом есть и дурное предзнаменование. Мы живем и работаем внутри заданного нам круга; нам не дано переступить черту, даже оглянуться… А ты, боюсь, связан еще больше, чем я. У меня, по крайней мере, есть возможность выбрать, на какую тему писать очередную «мыльную оперу», но все-таки
