ботинки или туфли, черные свитера, узкие брюки, перетянутые широкими ремнями со свисавшими с них ножами, туго скрученными проволочными кольцами и кобурами, из которых выглядывали рукоятки небольших пистолетов с прикрепленными к ним ремешками.
«Вполне профессионально экипированная группа законченных психопатов», – подумал Сэм и пригласил всех располагаться поудобнее и курить, если кто-то желает. Голос его звучал спокойно, но особой теплоты в нем не было.
Офицеры устроились, где кому понравилось, и закурили, но Сэм еще не был до конца уверен в том, что начало складывается для него хорошо. Однако цыплят по осени считают. И он приступил к разговору. Поначалу – мягко, как человек одного с ними положения, пытающийся познать смысл ежедневной борьбы за выживание и находящий утешение в непостижимом, ибо примитивная вера всегда несет успокоение. Перед ним была такая организация, такой феномен, для восприятия которого требуются вся сила, весь разум, весь интеллект. Практически достичь этого невозможно. Но в этой невозможности таится своя красота, особенно понятная тому, кто стремится осознать и изучить все, что происходит вокруг него. Без такого поиска человек превращается в животное, а с поиском становится намного богаче и добрее к своим ближним.
Сэм сказал, что символы и наименования сами по себе не имеют большого значения, а нужны лишь в качестве неких звеньев во взаимосвязи различных религий. Главное кроется в отличии добра от зла. Однако те же символы и наименования могут приобретать сугубо мистическое значение и приносить покой миллионам людей. Взять хотя бы веру. Бедные и бесправные молятся богу, благоговеют перед ним и надеются на его помощь. Церковные символы для миллионов людей являются тем огнем, который согревает их тела и души в вечном царстве тьмы и холода.
Дивероу сделал паузу. Наступило время для крещендо.
– Джентльмены, вы стоите в преддверии преступления столь грандиозных масштабов, столь злого и страшного, что даже представить себе невозможно. Оно наверняка приведет каждого из вас к гибели или, по меньшей мере, к пожизненному тюремному заключению. Среди находящихся в стенах этого замка есть человек, который желает отнять у вас самое ценное, чем вы владеете. Вашу свободу! Ваши жизни! Чувства для него – пустой звук. Из-за неустойчивой, неуравновешенной психики – абсолютно неуравновешенной – этот человек питает иллюзии, будто способен совершать скорые и ужасные действия, будто бы он имеет право мстить целому миру! Он хочет похитить папу римского, главу католической церкви. Он – законченный безумец!
Сэм сделал передышку. Осмотрелся, внимательно вглядываясь в каждое лицо. Сигареты отложены в сторону, рты приоткрыты, веки напряжены, а в глазах – оторопь и недоверие.
Он овладел аудиторией! Теперь они у него в руках! Его слова – как гром среди ясного неба!
Пришло время выложить на стол главные козыри. Те уму непостижимые цифры, которые могли сделать богачом каждого из сидевших в этой комнате. Истинным богачом. Сверхбогатым человеком. К тому же для этого им не нужно будет что-либо делать и не придется ничем рисковать.
Сэм Дивероу продолжил свою речь:
– Джентльмены, я вижу, что привел вас в состояние шока, и это причиняет мне боль. Великий римлянин Марк Аврелий говорил: «Когда судьба требует от нас, чтобы мы действовали, мы должны делать то, что обязаны делать». А древний индийский мудрец Бага Нишьяд заметил некогда: «Если слезами, коим ведра полны, опрыскать семена риса, то зерна прорастут драгоценными камнями». У меня нет драгоценных камней, джентльмены, но имеется нечто, что каждого из вас сделает богатым. Вас ждет достойное вознаграждение. Вы получите так много денег, что они успокоят вашу боль и позволят вам отправиться в страны, которые вы изберете для своего проживания. Чтобы жить там свободно, не ведая страха и забвения. Сейчас я раздам вам маленькие карточки. Каждая из них – билет в состояние нирваны.
И Сэм раздал их офицерам.
Они принялись изучать карточки, время от времени бросая украдкой взгляды друг на друга.
– Вы говорите по-французски? – неожиданно спросил Сэма один из французов.
Дивероу рассмеялся и весело ответил:
– Нет, почти ни слова не знаю.
– Спасибо, – сказал ему француз и обратился с тем же вопросом к коллегам.
Все кивнули.
И сразу заговорили по-французски.
Говорили свободно и быстро. Все семь голов одобрительно кивали друг другу. Сэм почувствовал: люди хотят как-то отблагодарить его.
Но как же он был потрясен, когда двое из них, подскочив к нему, скрутили его и начали вязать запястья проволокой, что висела аккуратными колечками у каждого на поясе.
– Что вы делаете? – завопил он. – Ой, мои руки!.. Ой, больно!.. Что все это значит, будьте вы прокляты?!
Он вскинул глаза на красную косынку, которую грек сдернул с шеи и быстро-быстро вращал перед его лицом.
«Какого черта! Что они задумали?» – билось в голове Сэма. Он услышал звук, прозвучавший как щелчок взводимого курка.
– Мы испытываем к вам сострадание, о котором вы так красиво говорили, мсье, – произнес француз. – Мы предлагаем завязать глаза перед казнью.
– Что?
– Будьте же мужчиной, синьор, – посоветовал ему итальянец. – И не волнуйтесь, мы знаем свое дело, так что вам не придется слишком страдать. Но долг есть долг, и если мы его не исполняем, то нам не платят.
– Это игра. А в игре один выигрывает, другой проигрывает, – пояснил викинг. – Вы проиграли.
– Что-о-о-о?
– Давайте отведем его в патио, – предложил второй француз. – А прислуге скажем, что у нас занятия.
– Мак!.. Мак!.. Ма-ак!.. – заорал Сэм. Его вывели в холл. Несколько пар рук протянулось к нему, чтобы зажать рот. Он что было сил отбивался.
– Ма-а-ак!.. Ради бога, Хаукинз!.. Где ты там застрял, сволочь проклятая?!
Сильные руки зажали все же ему рот, и его потащили к лестнице. Но Дивероу удалось каким-то образом разжать губы, и он вонзил яростно зубы в чью-то ладонь. На какое-то мгновение его противники ослабили хватку, и этого оказалось достаточно, чтобы метнуться в сторону и кинуться прочь.
Он, перепрыгивая через несколько ступеней и то и дело спотыкаясь, помчался по лестнице вниз.
– Хаукинз!.. Сукин ты сын!.. Скорее сюда!.. Эти психи пристрелят меня!
Он несся огромными прыжками, задевая на поворотах о стены плечом.
Налитые свинцом ноги, казалось, вот-вот отвалятся и навсегда останутся на этой последней для него беговой трассе. Его выкрики становились все невнятней, но ситуация была предельно ясна.
«С завязанными глазами… Пистолеты… Черт бы их всех побрал вместе с Хаукинзом!.. Боже, спаси мою головушку!»
Он достиг основания лестницы в тот самый момент, когда Хаукинз, пройдя через сводчатую арку, вышел из гостиной. Во рту у него торчала дымящаяся сигара, в руках он держал несколько свернутых в рулон карт. Он поглядел на свалившегося без сил Сэма Дивероу, затем – на свою банду.
– Черт возьми, парень! Это меняет все дело!
И опять у него отобрали всю одежду и обувь. Только теперь шкаф был совершенно пуст. Пищу ему приносил Рудольф.
Хаукинз объяснил на следующее утро, что только его вмешательство в самый последний момент спасло Сэму жизнь и что его приказ оставить Сэма в покое пришелся офицерам явно не по душе.
– Фактически я столкнулся с настоящим мятежом еще до того, как моя бригада встала под знамена, – заметил генерал.
– Встала под что?.. Впрочем, не важно! Можешь ничего мне не говорить.
– Я вот что хотел сказать, сынок. Мне пришлось прибегнуть к крутым мерам, чтобы они смогли уразуметь, что во всех экстремальных ситуациях решение принимает только командир. Я убедил их в этом, но не без труда. Эти щенки хороши, когда с них не спускаешь глаз. Они всегда должны находиться в поле
