Талейников запротестовал. И вовремя! Как раз в эту секунду один за другим прогремели три выстрела. Антония закричала. Брэй кинулся к ней. Он заметил, как русский достал откуда-то нож.
– Не надо! Все идет так, как должно было идти!
Талейников убрал нож и не сводил глаз с домика.
– Вот они вышли, – сообщил Василий. – Ты был прав, они побежали в другую сторону.
– Убейте их! – раздался приглушенный вопль девушки – Скофилд все еще зажимал ей рот рукой.
– Теперь это уже не имеет значения, – сказал русский. – Для чего мы будем убивать их сейчас? Она сделала то, что хотела. Поступила так, как диктовали ей чувства…
Собака рванула с места и побежала в дом. Антония звала ее, но она не выходила.
– Прощай, Птаха! Я вернусь, клянусь богом, я еще вернусь сюда! – сквозь слезы повторяла девушка, с трудом поднимаясь с земли.
Они вышли из горного массива, стараясь держать на северо-запад, чтобы уклониться от холмов Порто- Веккьо, а затем свернули к югу, желая добраться до того места, где Брэй зарыл в землю свой багаж. Они передвигались молча, с величайшей осторожностью, прячась в лесочках, иногда разделяясь и идя порознь или следуя гуськом на небольшом отдалении друг за другом. Молчание и наличие некоторой дистанции – хорошая штука, подумал Скофилд, глядя на Антонию. Она едва шла, слезы душили ее. Говорить она, конечно, не хотела и не могла. Ей необходимо было уединение, чтобы справиться с мыслью о кончине бабушки. Никто не мог бы ей помочь. Скофилд понял, что, несмотря на умение обращаться с обрезом, Антония не агрессивна, не жестока. Ее не назовешь «дитя зла». Во-первых, она далеко не дитя, подумал он. И мало похожа на ярую коммунистку, больше на студентку с классическим образованием. Вряд ли она будет чувствовать себя как рыба в воде на баррикадах, если придется.
В какой-то момент девушка вдруг заявила, что хочет вернуться в Порто-Веккьо.
– Все! Я не пойду дальше! Вы можете делать что хотите, но я возвращаюсь. Я хочу видеть, как повесят этих негодяев!
– Но у нас есть важное дело, о котором ты не знаешь, – заговорил Талейников.
– Они убили ее! И больше я ничего не хочу знать!
– Все не так просто, – попытался убедить ее Брэй. – На самом деле бабушка сделала это сама, то есть она сама выбрала смерть.
– Попытайся нас понять, – продолжал Талейников, – она вынудила их сделать это, и мы не можем отпустить тебя назад, мы обещали твоей бабушке. Теперь люди на холмах пребывают в панике. То, что произошло за последние сорок восемь часов, вынуждает нас убраться отсюда подобру-поздорову. Иначе они убьют нас. Но если через несколько недель ничего нового не произойдет, они успокоятся. Это единственное, что им остается. Они останутся при своих страхах, но утихомирятся. И твоя бабушка это поняла. Она все взвесила, рассчитывая на это.
– Но почему?
– Потому что у нас есть другие дела, – ответил Талейников. – И она это тоже понимала. Поэтому она послала тебя разыскать нас на холмах.
– А что это за дела? – спросила Антония, но тут же сама ответила на вопрос: – Бабушка сказала, что вам известны какие-то имена, и еще она что-то говорила про пастушка.
– Но ты никому ни о чем не должна говорить, – приказал Талейников. – Тем более если не хочешь, чтобы гибель твоей бабушки оказалась бессмысленной. Мы не можем допустить, чтобы тебя втянули в эти дела.
Скофилд вдруг уловил что-то в голосе русского, точнее, в тоне, каким была произнесена последняя фраза, и чуть было не выхватил пистолет. В мгновение ока память перенесла его в Берлин, на десять лет назад, и он понял, что насторожило его: русский уже принял решение. Если у него появится хоть малейшее сомнение относительно Антонии, он убьет ее, сообразил Скофилд.
– Она не будет вмешиваться в наши дела! – сказал Брэй, абсолютно не понимая при этом, откуда взялась у него такая уверенность и почему он ручается за Антонию. – Пошли. Мы сделаем привал. Я повидаюсь с одним человеком в Мурато и, если мы сумеем добраться до Бастии, выведу вас с острова.
– Интересно, куда это, синьор? – спросила Антония. – Вы не можете распоряжаться мною!
– Уймись! – приказал Брэй. – Не искушай судьбу!
– Действительно, не стоит, – поддержал его Василий. – Давайте лучше обсудим график, план действий и места встреч. Перед тем как расстаться, мы должны кое-что обговорить.
– По моим соображениям, до Бастии еще сорок пять километров. Успеется! – Скофилд начал выкапывать свои вещи. Девушка стояла в стороне, готовая покинуть их.
– Я предлагаю переговорить с глазу на глаз, – предложил Талейников и, кивнув в сторону Антонии, добавил: – Она не слишком ценное приобретение…
– Ты огорчаешь и разочаровываешь меня. Неужели тебя не учили превращать потери в приобретения?.. – с насмешкой отреагировал Скофилд.
Через полчаса Антонии представился случай доказать, что она им нужна, и внести свой вклад в общее дело. Она жила в Весковато в детстве и прекрасно знала эти места. Нужно было только заставить девушку помогать им, против ее собственной воли. Скофилд и Талейников решили воспользоваться тем, что она из этих мест, и убедили ее в необходимости продвигаться дальше к Бастии, что находилась к северу от прежнего дома Антонии. Она ловко, без труда и быстро ориентировалась и довольно скоро привела их куда нужно.
– Монахини водили нас в эти места на пикник. Мы жгли костры, ели сосиски и по очереди бегали в рощицу курить тайком. Холмы здесь прекрасны на рассвете, – вспоминала она. – Отец делал нам чудесных змеев, и мы запускали их по воскресеньям.
– Мы? У тебя что, есть братья и сестры? – спросил Скофилд.
– И брат и сестра. Они старше меня и все еще живут в Весковато. У них семьи, и мы нечасто видимся. Нам не о чем особенно говорить.
– Они не учились ни в средних школах, ни в колледжах, да? – предположил Талейников.
– Да, они считали, что все это глупости. Они хорошие люди, но выбрали простую жизнь. Если нам потребуется помощь, они предоставят ее.
– Лучше было бы не искать помощи… а также не разыскивать их, – вставил Василий.
– Но они – члены моей семьи, синьор. С чего мне избегать их?
– Так нужно, – отрезал Талейников.
– Но это не ответ, синьор! Вы не отпустили меня в Порто-Веккьо, и этого довольно. Вы не должны больше приказывать мне.
Брэй напрягся. Он думал, что русский выхватит пистолет. Но Василий не сделал этого. Человек победил в нем профессионала. А возможно, он хотел узнать, как обращать потери во благо. Скофилд перехватил инициативу:
– Да успокойся ты! Никто не собирается учить тебя, что делать, кроме тех случаев, когда это касается твоей безопасности. Мы уже говорили тебе об этом, а сейчас это особенно важно.
– А я думаю, что вы хотите, чтобы я молчала, оставалась нема, несмотря на то, что убили бабушку.
– Именно потому, что ее убили, и ты не в безопасности! Она-то все понимала…
– Но она уже мертва!
– Зато ты хочешь жить! А люди с холмов не допустят этого, если найдут тебя. А если они узнают, что ты хоть что-то рассказала другим, то и тех других не пожалеют. Понимаешь?
– Ну и что же мне делать в таком случае?
– То же, что и нам. Раствориться, исчезнуть. Улетучиться с Корсики… И поверь нам, пожалуйста, доверяй нам! Бабушка твоя доверяла нам. И она кое-что сделала, чтобы мы могли жить и найти тех людей, которые причастны к страшным делам, происходящим за пределами Корсики.
– Вы не с малым ребенком разговариваете, синьор! Что вы имеете в виду, говоря про «страшные дела»?
Брэй взглянул на Талейникова и, словно получив его разрешение, хотя и данное не очень охотно – неуверенным кивком, – продолжил:
– Есть люди, мы, правда, не знаем, сколько их, которые живут ради того, чтобы убивать других. Они сеют подозрительность и недоверие и, наметив жертву, оплачивают убийство. Ненависть побуждает их
