мирных, ни в чем не повинных людей.
Безмолвие Маккензи Хаукинза таило опасность: чего ждать хорошего от затаившегося хищника? Поэтому Сэм, решив проявить благоразумие, встал с постели и, обнаружив с удивлением, что башмаков он так и не снял, – факт, не вызвавший, впрочем, у него потрясения, – прошествовал нетвердой походкой к двери в гостевую комнату. Осторожно открыв ее, он увидел господина Маньяка собственной персоной. Тот с благодушным видом самого доброго дедушки на свете восседал за письменным столом Арона в купальном халате и сквозь очки в металлической оправе просматривал этот не в добрый час составленный отчет.
– Это ваше утреннее чтиво, Мак? – произнес саркастическим тоном Дивероу, входя внутрь.
– Хэлло, Сэм! – тепло приветствовал его Хаук, снимая очки. Ну чем не пожилой академик на покое, любовно и нежно взирающий на мир! – Надеюсь, хорошо спал? Я не слышал, чтобы ты вставал.
– Избавь меня от этой старомодной лицемерной рутины! Я полагаю, что ты, гнусный питон, слышал каждый мой вздох, не говоря уже о телефоне. И если бы возле дома росли деревья и вокруг расстилалась тьма, то, наверное, моя шея уже была бы в гарроте.
– Сынок, ты, право же, несправедлив ко мне, и, позволь мне сказать, данное обстоятельство весьма огорчает меня.
– Настоящая мания величия: подумать только, трижды употребить в одной фразе местоимение «я», хотя бы и в разных падежах!
– Постараюсь учесть замечание: все мы ведь меняемся, мальчик.
– Леопард как рождается с пятнами на теле, так и умирает. Ну а ты – тот же леопард.
– Думаю, леопардом быть все же лучше, чем питоном, не так ли, мой мальчик?.. Тут на столе сок и кофе и пара пирожных. Отведай немного: они увеличивают по утрам содержание сахара в крови, что, скажу тебе, чертовски важно.
– Уж не занялся ли ты гериатрией?[74] – съехидничал Дивероу, подходя к столу и наливая себе кофе. – Может, даже продаешь аборигенам тонизирующие средства?
– К сожалению, гериатрия здесь ни при чем: я не становлюсь моложе, Сэм, – ответил Хаукинз с печалью в голосе.
– Я как раз думал об этом, и знаешь что решил? Что ты будешь жить вечно, представляя постоянную угрозу для нашей планеты.
– Весьма впечатляет, сынок! Но угрозы бывают и хорошие, и плохие. За статус же, в который ты возвел меня, большое спасибо!
– Боже мой, ты невозможен! – пробормотал Дивероу, забирая свой кофе и садясь на стул перед письменным столом. – Мак, где ты раздобыл подобную документацию? Как удалось тебе заполучить это? И кто составил на основе этих материалов отчет?
– А разве я не говорил?
– Если и говорил, то я, находясь в состоянии шока, не уловил этого. Давай-ка начнем с секретных материалов из закрытых архивов. Итак?
– Видишь ли, Сэм, ты должен попытаться понять психологию тех из нас, кто трудился на правительственной ниве, независимо от того, в гражданской ли то было сфере или в военной. И постарайся представить себе ту парадоксальную ситуацию, в которой очутились мы после долгих лет службы…
– Избавь меня от этой дерьмовой преамбулы, Мак! – перебил грубо Хаукинза Дивероу. – Ближе к делу!
– В общем, нас вышвырнули на свалку.
– Ясно.
– Мы могли бы сделать по крайней мере вдвое больше для развития частного сектора, если бы не считали, что результаты нашей деятельности в других областях вполне сопоставимы с достижениями в сфере финансов. Короче, Сэм, ведь мы честно вносили свой вклад в процветание системы, в которую верили…
– Хватит, Мак! Все это я уже слышал. Но ныть тебе ни к чему. У вас совсем недурные пенсии, при уходе в отставку вам предоставляется возможность накупить много чего за полцены в ведомственных торговых точках, все вы обладаете прекрасными страховками, и, наконец, уволить любого из вас не так уж легко, даже если вы не слишком хорошо выполняете свою работу.
– Это крайне узкая точка зрения, Сэм, применимая к немногим, а не к подавляющему большинству.
– Прекрасно, – промолвил Дивероу, попивая мелкими глотками свой кофе и глядя в упор на Хаука. – Учту все это. Я только что встал после трехчасового сна, вконец разбит, ты же представляешь собою легкую мишень. Так каким же образом раздобыл ты все же эти архивные материалы?
– Помнишь Броуки?.. Броукмайкла?.. Не Этелреда, а Хизелтайна?.. Того самого, на которого ты навесил обвинение в торговле наркотиками?
– Если даже мне доведется прожить четыреста десять лет, то и тогда я сойду в могилу с этими нелепыми именами на устах… Если ты помнишь, они – или он – заставили меня вынести из архива две тысячи секретных материалов, направив тем самым мои стопы по пути, ведущему в ад. Я был вынужден идти этой дорогой под неусыпным оком генерала Люцифера.
– Здесь прослеживается своего рода причинно-следственная связь. Когда Броуки не дали полагавшейся ему третьей звезды, – все из-за тебя, молодой человек, а также из-за путаницы с именами, – он решил показать свой гордый нрав и заявил об уходе в отставку. Но и в армии кое у кого имеется совесть, не говоря уже о том, что и личностные отношения играют кое-какую роль. Нельзя просто так выкинуть человека, ставшего в вооруженных силах живой легендой, и дать ему ни за что ни про что зачахнуть, за что ратовал в конгрессе богатый балбес Макартур…[75]. Я хочу сказать, Броуки не собирался продавать своего богатого опыта какому бы то ни было зарубежному государству, какой-нибудь там Маниле, но и кулем гороховым пылиться в резерве ему не хотелось. Поэтому ребята из министерства обороны подыскали для ветерана работу – кое-что не слишком обременительное – в отделении «сканирования мозгов». Новая должность, помимо всего прочего, обеспечивала Броуки неплохую прибавку к пенсии, чего он вполне заслужил…
– Можешь не говорить мне, куда он устроился, – не удержался Сэм. – И так ясно: во Всеамериканское бюро по делам индейцев. Нечего сказать, велика должность!
– Я всегда утверждал, что ты самый башковитый лейтенант, какого я когда-либо встречал, мальчик!
– Я был майором!
– Однако друзья Хизелтайна понизили тебя в звании. Разве ты не читал об этом в своем демобилизационном свидетельстве?
– Я прочитал там только свое имя и дату демобилизации… Итак, мы это deja vu[76]. Ты и этот коварный Броукмайкл снова вторглись в мою жизнь… По-видимому, Броуки, еще со времен войны связанный со своими боевыми друзьями узами чести, счел возможным проветрить старые, покрытые пылью и плесенью архивы и порыться среди секретных документов.
– О нет, все было вовсе не так просто, Сэм! – возразил Хаук. – Решению приступить к активным действиям предшествовало занявшее довольно много времени предварительное изучение вопроса. Конечно, тот факт, что Броуки оказался там, где он был, ускорил начало операции, и я не могу отрицать и того, что доступ к хранилищу, где собраны, по существу, все основные документы, относящиеся к истории индейцев, значительно облегчил нашу задачу. И все же прошел не один месяц напряженного исследовательского труда, прежде чем удалось обнаружить взрывной силы материалы, позволившие нам предпринять кое-какие акции наступательного характера.
– Включая и нелегальное проникновение в закрытые архивы без всякого на то юридически оформленного разрешения, обязательного в подобных случаях для любого лица?
– Ну, кое-что лучше делать подальше от света софитов, если ты понимаешь, сынок, что я имею в виду.
– Например, грабить банк или совершать побег из тюрьмы.
– Это ты уж слишком сурово, Сэм! Упомянутое тобою может быть квалифицировано как преступные действия. К тому же особо тяжкие.
– И кто же обработал весь этот материал?
– Что ты хочешь сказать?
