– Обслуживание клиентов в номере, – прошамкал Хаукинз, постучав в дверь.
– Меня уже обслужили! – послышалось изнутри и вслед за тем: – Ах, это, должно быть, яблоки и груши, залитые пуншем, тут же подожженным! Я думал, их принесут чуть позже! – Но, отворив дверь, Джо, вне себя от изумления, только и мог, что воскликнуть: – Это ты?! Какой черт принес тебя сюда?
– Всем совещаниям командиров предшествуют предварительные встречи подчиненных для уточнения повестки дня, – ответил Хаук и, отстранив Джо, вошел внутрь. – Поскольку моим адъютантам не справиться с этой задачей – в силу чисто лингвистических причин, – мне пришлось подменить их собою.
– Дьявол! Хвостовой вагон поезда! – завопил Саван, хлопнув дверью. – У меня и без тебя хватает забот!
– Но зато тебе не хватает яблок и груш фламбе?
– Да. Это очень вкусно. Оригинальное сочетание поджаренных фруктов и аромата спиртного. Запах – изумительный. Напоминает о старых традициях.
– Что?
– Хорошо пахнет, говорю. Я читал об этом в меню в Лас-Вегасе. Э-эх! Моя мамочка пулей бы выскочила из могилы, если бы знала, что я палю на огне груши, а мой папочка отправил бы меня за это спать в свинарник! Но что они понимали, да покоятся с миром их души! – Джо перекрестился и, взглянув на генерала, бросил грубо: – А теперь – в сторону все эти фигли-мигли! Что тебе тут надо?
– Я только что объяснил. Перед тем как начать переговоры с твоим начальством, мне хотелось бы убедиться, что ландшафт чист. Этого требует мое положение, и я настаиваю, чтобы ты принял в расчет данное обстоятельство.
– Ты можешь настаивать на чем угодно, генерал Дуралей, но тот, о ком идет речь, – большой человек, а не какой-то там поганый солдатик. Я имею в виду, что он водится с архангелами от правительства. Ясно тебе, о чем я?
– В свое время я много кого повстречал, Джозеф, и именно по этой причине мне нужен «Джи-два, одна тысяча один», в противном случае совещание не состоится.
– Это что такое, номер водительского удостоверения?
– Нет, это полные сведения о том, с кем я согласился временно сотрудничать.
– Клянусь могилой моей тетушки Анджелины, тебе лучше бы ради собственного же блага забыть о том, что ты только что сказал!
– Я сам в состоянии судить, что лучше, а что хуже.
– Я не вправе говорить тебе чего бы то ни было, пока не получу на то разрешения, ты должен это понять.
– А что, если я, предположим, буду вырывать у тебя ногти один за другим?
– Оставь, Умник, это мы уже проходили. Хоть, возможно, парень ты и крутой, но не фашист же! Вот они – мои руки! Ну как, вызвать горничную, чтобы принесла нам щипцы?
– Прекрати, Джозеф!.. Все равно никто за пределами этой комнаты не узнает, сколь мелочно проницателен ты!
– Если ты хочешь сказать, что щипцы тебе не нужны, то забудь о них. Я говорил это дюжине капитанов из армии Муссолини, этой жирной свиньи!
Внезапно зазвонил телефон.
– Должно быть, это твой связной, Джозеф. Иногда прямая дорога – самая лучшая. Скажи своему начальнику, что я здесь, рядом с тобой.
– Время подходящее, – заметил Джозеф, поглядев на часы. – Сейчас он должен быть один.
– Делай как тебе говорят.
– А есть у меня выбор? Я понимаю, что ногти мои останутся при мне, но то, как схватил ты меня за горло своими огромными когтями, я запомню надолго. – Маленький Джо подошел к телефону у кровати и поднял трубку. – Это я. А в десяти футах от меня, как принято у нас говорить, Бам-Бам, – большой генерал Умник. Он хочет перекинуться с тобой парой словечек, но с кем будет беседовать, не знает, поскольку я ценю целость своих пальцев, если ты понимаешь, о чем я молвлю это на языке Лас-Вегаса.
– Дай ему трубку, Джо, – произнес спокойно Винсент Манджекавалло.
– Есть! – крикнул Саван, протягивая трубку Хауку. Тот быстро подошел и взял ее.
– Командир Икс слушает, – изрек Хаук в микрофон. – Полагаю, что разговариваю с командиром Игрек.
– Вы – генерал Маккензи Хаукинз, серийный номер – два-ноль-один-пять-семь, вооруженные силы Соединенных Штатов Америки, дважды кавалер почетной медали конгресса и одна из величайших заноз в заду Пентагона за все время его существования. Я прав?
– В целом – да, хотя отдельные суждения не вполне бесспорны… А кто вы, черт бы вас побрал?
– Я тот, кто совсем недавно, – и дня не прошло с тех пор, – хотел бы видеть вас в гробу – со всеми причитающимися вам воинскими почестями, конечно, – а сейчас желал бы всей душой, чтобы вы пребывали в полном здравии на земле, но не под нею. Достаточно ясно я выражаюсь?
– Нет, недостаточно, дерьмо из округа Колумбия! Почему вы переметнулись на другую сторону?
– Потому что zabagliones[120], которым не терпелось заполучить свидетельство о вашей смерти, теперь возжаждали вдруг моей кончины, а мне это не улыбается.
– Zabagliones… Маленький Джозеф… Уж не тот ли вы самый клоун, который послал своего идиота Цезаря или как там его во «Времена года»?
– Да, это я, должен признать, к стыду своему. Что еще остается сказать мне?
– Не переживайте, сынок, это была не ваша вина, а его. Он не отличается особой сообразительностью, со мной же были двое весьма шустрых моих адъютантов.
– Что?
– Мне не хотелось бы, чтобы вы слишком уж винили себя. Любое распоряжение может оказаться невыполненным в силу тех или иных непредвиденных обстоятельств. Об этом говорится, в частности, во время занятий в военном колледже.
– О чем, черт подери, вы толкуете?
– Думаю, что вы не тянете на офицера: не из того теста слеплены. Чего еще хотели бы вы услышать от меня?
– Да ничего. Вам надо бы просто выслушать меня, вот и все… Эти люди, которые, как думал я, испытывают ко мне большое уважение, начхали на меня, втоптали в грязь, а теперь еще норовят и укокошить, хотя мы договаривались угробить вас. Короче, они намерены уложить нас обоих в могилу, которая отводилась ранее для вас одного. У меня же сама мысль о подобном вызывает глубочайшее отвращение. Надеюсь, вы разделяете мои чувства, приятель?
– И что же вы надумали, мистер Безымянный? – спросил, оставив без внимания вопрос, генерал.
– В мои планы входит, чтобы вы оставались в живых. Я рассчитываю сделать с этими респектабельными ублюдками то, что они уготовили для меня, а именно вогнать их в могилу.
– Поддерживаю эту идею, командир Игрек! Если речь идет о том, чтобы разделаться самым решительным образом кое с кем из гражданского персонала, то мне для этого потребовался бы приказ непосредственно от президента, подписанный также председателем Комитета начальников штабов и директором Центрального разведывательного управления.
– Без шуток?
– Конечно! Но не думаю, что вы знаете, как делаются такие вещи…
– Я просто не хочу, чтобы делалось то, о чем вы говорите! – оборвал Хаука Манджекавалло. – Вы нужны мне вовсе не для нескольких коротких ударов. Человек, готовый купить грязь, обретает мир. Для этих перламутрово-белых «цуккини» я приготовил горькое испытание. Я намерен разорить их, уничтожить, пустить по миру, чтобы они, оказавшись бездомными, стояли в очереди в надежде получить работу у Хобо Пита!
– У какого там Хобо?
– У того, что чистил писсуары в бруклинской подземке… Вот какую судьбу предначертал я им! Пусть эти ублюдки до последних дней своих убирают туалеты в «Каире».
– Кстати, командир Игрек, во время войны в пустыне, когда мы сражались против Роммеля, я, тогда еще молодой капитан, подружился кое с кем из египетских офицеров.
