горжусь…
– В этом участвовали многие другие люди, сэр. Если бы не они, меня бы убили.
– Понимаю. Садитесь, Эван, садитесь, ну садитесь же! – Президент вернулся к своему креслу, Герберт Деннисон остался стоять. – То, что вы совершили, Эван, попадет в учебники, по которым будут учиться многие поколения американской молодежи. Вы взяли хлыст в свои руки и заставили эту чертову штуку щелкать.
– Не сам по себе, сэр. Существует длинный список людей, рисковавших жизнью, чтобы помочь мне. И некоторые из них действительно погибли. Если бы не они, я был бы мертв. Это по меньшей мере и дюжина оманцев, начиная с молодого султана, и подразделение израильских коммандос, которые нашли меня, когда мне оставалось жить буквально несколько часов. Ведь моя казнь была уже назначена…
– Да, я слышал об этом, Эван, – перебил его Лэнгфорд Дженнингс, сочувственно кивая и хмуря брови. – Слышал также, что наши друзья в Израиле настаивают, чтобы не было ни намека на их участие в том деле, а наше разведывательное сообщество здесь, в Вашингтоне, не хочет подставлять свои кадры в районе Персидского залива.
– Оманского залива, мистер президент.
– Вы правы. – На лице Дженнингса появилась его знаменитая самоуничижающая ухмылка, которая очаровала американцев. – Не уверен, что могу отличить один от другого, но потренируюсь сегодня вечером. Как изобразили бы это мои штатные карикатуристы, жена не даст мне молока с печеньем, пока я не выучу все как следует.
– Это географически сложный регион, сэр, для человека, незнакомого с ним.
– Ну да ладно, думаю, как-нибудь с ним справлюсь с помощью карты для средней школы.
– Я совершенно не имел в виду…
– Все в порядке, Эван, это моя вина. Время от времени я допускаю промахи. Сейчас главный вопрос – что нам делать с вами, учитывая при этом ограничения, наложенные на нас ради сохранения жизни агентов и субагентов, которые работают на нашу страну в одном из взрывоопасных регионов земного шара?
– Я бы сказал, что эти ограничения обязывают хранить молчание, соблюдать секретность…
– Поздновато, Эван, – перебил Дженнингс. – Отговорки под предлогом национальной безопасности могут действовать только до определенного момента. С некоторого времени вы возбуждаете слишком много любопытства. Дело может принять весьма щекотливый и… опасный оборот.
– И еще, – решительно вмешался Герберт Деннисон. – Как я уже говорил вам, конгрессмен, президент не может все просто игнорировать. Это было бы неблагородно и непатриотично. Сейчас я предлагаю, и президент согласен со мной, сделать серию фотоснимков здесь, в Овальном кабинете, – на одних вас поздравляет глава Белого дома, на других вы ведете с ним якобы конфиденциальный разговор. Это будет выглядеть в духе наведения того тумана, который требуют наши контртеррористические службы. Страна поймет, а вы не раскроете этим арабским подонкам ни одного тактического секрета.
– Без многих арабов я бы далеко не ушел, о чем вы чертовски хорошо знаете. – Кендрик жестко и сурово посмотрел на главу президентского аппарата.
– О, мы знаем это, Эван. – Дженнингса, очевидно, развлекала эта сцена. – Уж я-то, по крайней мере, знаю. Между прочим, Герб, сегодня после обеда мне звонил Сэм Уинтерс, и, по-моему, у него отличнейшая идея, которая не идет вразрез ни с одним из наших понятий о безопасности и, само собой, может их объяснить.
– Самуил Уинтерс – не обязательно друг, – воспротивился Деннисон. – Он неоднократно отказывался нас поддержать перед членами конгресса…
– Тогда он был не согласен с нами. Но делает ли это его врагом? Черт, если да, то надо сразу посылать морских пехотинцев в кабинет министров. Ладно вам, Герб, сколько я себя помню, Сэм Уинтерс был советником президентов от обеих партий. Надо быть полным дураком, чтобы не прислушиваться к его мнению.
– Ему следовало обращаться через меня.
– Видите, Эван? – Президент озорно улыбнулся, наклонив голову. – Я могу играть в песочнице, но мне нельзя выбирать себе друзей.
– Едва ли я…
– Вы именно это имели в виду, Герб, и со мной все в порядке. Вы здесь всем распоряжаетесь, о чем постоянно мне напоминаете, и с этим тоже все в порядке.
– И что же предложил мистер Уинтерс, то есть профессор Уинтерс? – спросил Деннисон, с сарказмом произнеся ученый титул.
– Ладно, Герб, он действительно профессор, а не средний, заурядный учитель, так? Я имею в виду, что, если бы он захотел, то, полагаю, мог бы купить парочку славных университетов. Разумеется, университет, выпустивший меня, обошелся бы ему в сумму, которой он и не заметил бы.
– Так что у него за идея? – озабоченно допытывался глава президентского аппарата.
– Чтобы я наградил моего друга Эвана медалью Свободы.[41] – Президент обернулся к Кендрику. – Это штатский эквивалент медали Чести конгресса.
– Я это знаю, сэр. Но не заслуживаю такой награды и не хочу ее.
– Ну, Сэм кое-что мне разъяснил, и, думаю, он прав. Начнем с того, что вы все же заслуживаете награды, хотите вы того или нет. Я буду выглядеть жалким ублюдком, если не награжу вас. А уж этого, ребята, я не допущу. Ясно, Герб?
– Да, мистер президент. – Деннисон с трудом сдерживал гнев. – Однако вам следует знать: хотя оппозиции для перевыборов конгрессмена Кендрика нет, сам он намерен в ближайшее время оставить свой пост. Сосредоточивать на нем внимание больше нет смысла, поскольку у него есть собственные возражения.
– Смысл-то, Герб, заключается в том, что я никогда не буду дешевым ублюдком, – повторил Лэнгфорд. – Кстати, Эван выглядит так, что вполне мог бы быть моим младшим братом. И мы можем воспользоваться этим сходством. К этому факту мое внимание привлек Сэм Уинтерс. Он назвал его имиджем удачливой американской семьи. Неплохо сказано, а?
– Без этого вполне можно обойтись, мистер президент. – Деннисон был подавлен. Судя по его хриплому голосу, у него больше не было сил нажимать. – Страхи конгрессмена обоснованны. Он полагает, что возможны ответные меры против его друзей в арабском мире.
Президент откинулся на спинку кресла, безучастно глядя на главу своего аппарата.
– Это меня не убеждает. Мир опасен, и мы только сделаем его еще опаснее, подчиняясь такой умозрительной чепухе. Я объясню стране – с позиции силы, силы, а не страха, – что не допущу полного раскрытия деталей оманской операции по причинам контртеррористической стратегии. В этой части вы абсолютно правы, Герб. Но Сэм Уинтерс сказал мне это первым. И еще раз: я не желаю выглядеть дешевым ублюдком. Иначе я – просто не я. Понятно, Герб?
– Да, сэр.
– Эван! – На лице Дженнингса снова появилась обаятельная улыбка. – Вы – человек того типа, который мне нравится. А то, что вы сделали – я прочитал об этом, – просто потрясающе! И президент не поскупится! Между прочим, Сэм Уинтерс посоветовал мне сказать, что мы с вами работали сообща. Какого черта, Эван, ведь мои люди работали с вами, и это истинная правда.
– Мистер президент…
– Запланируйте это, слышите, Герб? Я заглянул в мой календарь, если это вас не обидит. Следующий вторник, десять утра. Таким образом мы станем главной вечерней новостью на всех телестанциях, а вечер вторника – хороший вечер.
– Но, мистер президент… – взволнованно повторил Деннисон.
– И еще, Герб, я хочу оркестр морской пехоты. В Голубой комнате. Черт меня побери, если я буду дешевым ублюдком! Это буду просто не я!
Разъяренный Герберт Деннисон шел в свой кабинет в сопровождении Кендрика, чтобы выполнить президентский приказ: разработать детали церемонии награждения в Голубой комнате в следующий вторник. С оркестром морской пехоты. Гнев главы президентского аппарата был настолько силен, что он молчал, стиснув зубы.
– Я и вправду раздражаю вас, да, Герби? – поинтересовался Эван, отметив бычью поступь
