мне, Кактус.
В полумраке холла, единственным источником света в котором были лучи послеполуденного солнца, с трудом пробивающиеся сквозь тяжелые портьеры, старый негр критически осмотрел своего друга с ног до головы.
– А ты в хорошей форме, Братец Кролик, – заметил он. – Сок с утра пьешь?
– Я пробегаю по шесть миль каждое утро и самое редкое два раза в неделю посещаю гимнастический зал в университете…
– Этого я не слышал. Знать не желаю ничего о разных там колледжах и университетах.
– Больше не услышишь.
– Договорились. Но в тебе я ощущаю страх. Я не прав?
– Ты на высоте, Кактус, – расстроенно ответил Джейсон. – Иногда это просто внезапный телефонный звонок, в другой раз Мари с детьми где-то задерживается и я не могу дозвониться до нее… или кто-то незнакомый на улице спрашивает у меня дорогу. И все возвращается назад. Он возвращается назад. Шакал. Пока существует возможность, что он жив, я все время жду его, потому что он никогда не перестанет искать меня. По иронии судьбы вполне может оказаться, что его преследование основано на беспочвенных опасениях. Он полагает, что я могу опознать его. Но сам я в этом не уверен. Четкого образа этого человека в моей памяти не сохранилось.
– Тогда, стало быть, стоит известить его об этом.
– Да, дать объявление в «Уолл-стрит Джорнал»: «Дружище Карлос. У меня есть для тебя отличная новость!»
– Перестань смеяться, Джейсон. В этом может оказаться определенный смысл. Я уверен, что Алекс найдет выход. Надеюсь, его беды не повлияли на его голову? Что до меня, то стаканчик-другой только укрепляет мозги.
– С выпивкой он завязал.
– Тем лучше… Перейдем к делам, Братец Кролик. Что ты там надумал?
Кактус направился в глубь дома по полукруглому коридору, который привел их в довольно обшарпанную просторную комнату с желтыми обоями на стенах, обставленную антикварной мебелью.
– Моя студия не такая элегантная, как раньше, зато все необходимое всегда под рукой. Видишь ли, я сейчас нахожусь в полуотставном состоянии. Мои финансисты составили целую кучу пенсионных программ с ощутимыми преимуществами насчет налогов, поэтому приходится прикидываться пенсионером.
– Ты невообразим, – с улыбкой произнес Борн.
– Может, кто и скажет такое, но только тот, кто сам далек от бизнеса. Ну, что у тебя ко мне?
– Много чего. Конечно, не сравнить с тем, что было в Европе или Гонконге. Сейчас у меня для тебя преимущественно бумажная работа.
– Значит, наш Хамелеон снова меняет окрас. Кем он становится на сей раз? Самим собой?
Джейсон замолчал, на мгновение задумавшись.
– Ты прав, так они меня и называли. Я много чего забыл за эти годы.
– Хамелеоном? Называли, и не без оснований. Пять человек в течение одного дня могли столкнуться с тобой, и все пять потом давали различные описания твоей внешности. И все это без капельки грима, прошу заметить.
– Я снова берусь за дела, Кактус. Получится ли на этот раз?
– Я молил бы бога, чтобы все осталось так, как есть, но если уж на то пошло, то можешь быть уверен: ты в хорошей форме. Ну что, идем в мастерскую?
Через три часа двадцать минут процесс был закончен. Дэвид Вебб, профессор востоковедения и он же бывший наемный убийца Джейсон Борн, получил еще два имени, с новыми паспортами, а также водительскими правами. Ввиду того, что из района проживания Кактуса такси не ходили, старый негр попросил своего, тоже черного, безработного соседа, имеющего новенький «Кадиллак-Атланта» и по нескольку тяжелых золотых цепочек на шее и запястьях, подвезти Борна в центр Вашингтона.
В магазине Гарфинкеля Джейсон разыскал телефонную будку и позвонил Алексу в Виргинию. Он продиктовал отставному разведчику оба своих новых имени и договорился о том, под каким из них ему забронируют номер в отеле «Мэйфлауэр». Заказ номера Конклин взял на себя, так как из-за напряженного положения с гостиничными номерами по случаю летнего сезона данная процедура, осуществляемая обычным путем, могла занять много времени. Кроме того, Алекс должен был связаться с Лэнгли и заказать необходимые секретные документы уровня четыре-ноль и другие и как можно быстрее доставить их в номер в «Мэйфлауэре». На данную операцию отводилось максимум три часа, причем предстояло проверить подлинность документов и их привязку ко времени. Пока Алекс отдавал необходимые распоряжения по второй прямой линии связи с ЦРУ, Борн обдумывал, как ему провести эти два – два с половиной часа до вселения в отель. Первым делом он должен подобрать себе новый гардероб из нескольких комплектов одежды для полного воскрешения Хамелеона.
– Стиви Де Соле заверил меня, что он уже запустил машинку и обещал привлечь банки данных военно- морской и армейской разведки, – сообщил по телефону Конклин. – С этим нам здорово помог Питер Холланд. Оказалось, что они с президентом старые кореша.
– Кореша? Первый раз от тебя такое слышу.
– Другое слово к нашему директору не подходит.
– Вот как? Ладно, спасибо, Алекс. Как твои дела? Сдвиги есть?
Конклин немного помолчал. Когда он заговорил снова, в его голосе явственно ощущалось волнение, если не страх. Он владел собой, но все равно необычность и значимость того, о чем шла речь, были налицо.
– Скажем, так… Я не готов говорить о том, что совсем недавно узнал. Я слишком долго был не у дел. Я испуган, Джейсон… извини, Дэвид.
– Первое имя меня больше устраивает. Ты говорил о…
– Без имен! – быстро перебил его отставной разведчик.
– Понял.
– Ты даже не представляешь себе всего, – продолжал Алекс. – Я не представлял тоже, пока не влез в это сам. Созвонимся позже.
Напустив туману, Конклин повесил трубку. Пожимая плечами, Борн медленно повесил свою. Слова Алекса звучали весьма мелодраматично, что было на него совсем не похоже. Хладнокровие и самоконтроль были девизом и основой его натуры. Что бы он там ни разузнал, это глубоко задело его… настолько, что Борну показалось, будто Алекс сомневается, может ли он доверить эти сведения людям, с которыми работает, и, похоже, вообще сожалеет о каше, которую они заварили. В противном случае ничто не помешало бы ему выражаться яснее, определеннее. Причину того, что Алекс Конклин не желает говорить о «Медузе» и о том, что он выяснил, сняв наслоения почти двадцати лет событий вьетнамского периода, Джейсон не мог себе даже и предположить. В чем дело?
«Ну ладно. Успеем разобраться, – подумал Борн, осматривая окружающий его просторный магазин. – Алекс тем и хорош, что не только говорит, но и делает. Он целеустремлен, и становиться у него на пути небезопасно». Джейсон улыбнулся, вспоминая Париж тринадцатилетней давности. Кому, как не ему, знать эту сторону Алекса. Конклин чуть не убил его тогда, выследив на окраине кладбища Рамбулье. И это был Алекс, его лучший друг. Если Алекс обещал созвониться с ним позже, то так оно и будет, и пока не стоит ломать себе голову. Сейчас Хамелеон должен позаботиться о своих обличьях. Причем полных, от внутренних элементов до наружных, от личного белья до верхней одежды. Исключив при этом малейшие следы нашивок и ярлыков из магазинов и прачечных, крупиц стиральных порошков, чистящих средств и жидкостей – абсолютно все. Ставки в затеянной им игре чересчур велики. И если ему придется убить ради семьи Дэвида… Боже мой! Ради его собственной семьи!.. Вряд ли он сможет заставить себя жить с грузом этого убийства или убийств за спиной. Но там, куда входит он, нет правил. Невинные жертвы могут попасть под перекрестный огонь. Пусть будет так! Он вырвет Дэвида Вебба из своего сознания, а Джейсону Борну на все это наплевать. Он знал этот мир и его законы. Вебб не знал ничего. Шакал. «Я остановлю его, Мари! Обещаю тебе, он исчезнет из наших жизней. Я возьму Шакала и прикончу его. Он никогда не дотронется до тебя, никогда! О боже, кто я? Мо, помоги мне!.. Нет, Мо, ты мне не нужен. Я есть то, что я есть. Я холоден и становлюсь еще холоднее. Вскоре я стану льдом… чистым прозрачным льдом, настолько холодным и ясным,
