одновременно что-то вопили, выталкивая меня в сторону, прочь от святыни.
– Да ладно-ладно, не кричите вы так! – успокаивала их я. – Не хотите – не надо. Я сама уйду.
Меня разобрала злость. Как будто я пришла в православный храм в Москве в брюках и без платка, а меня там бабки обругали. И тут – то же самое. Дурацкие условности! А еще – Вечный город!
Мне захотелось развернуться и уйти, но все же из принципа я отстояла очередь на женской половине, делая попутно фотографии людей, которые казались мне забавными. Моя злость отступала, сменяясь любопытством. Особенно веселили мужики: у них мало того что пейсы из-под шляп торчали, так еще и бахрома по бокам болталась. Чудно! Они тряслись всем телом, когда читали Тору.
Наконец я медленно подошла к Стене Плача. В расщелинах Стены везде торчали записочки, причем почти все приходящие, подпрыгивая, пытались засунуть их как можно выше.
Я прикоснулась лбом к древней, щербатой Стене. Она оказалась удивительно теплой, несмотря на то что воздух был прохладным. Но удивиться по-серьезному я даже не успела: вдруг меня точно током ударило, так сильно, что я отшатнулась, а потом схватилась двумя руками за выпуклые камни Стены, чтобы не упасть. У меня разве только искры из глаз не посыпались. Я озадаченно огляделась. Кругом молились, плакали, стояли, сидели на пластиковых стульях, закрыв глаза, женщины. Старые, молодые, в платках и без оных. Никто из них не обращал на меня никакого внимания.
Оторвавшись наконец от Стены, я начала медленно пятиться назад. У меня кружилась голова. Незнакомая женщина в платке осторожно развернула меня и довела до умывальника, жестами показывая, что надо умыться. Мне стало немного легче.
– Что это было? – спросила я.
Женщина улыбнулась и сказала что-то на иврите, показывая на Стену.
Я, все еще покачиваясь, медленно пошла в сторону нашего микроавтобуса. Через несколько шагов та же женщина догнала меня и тронула за плечо. У нее в руках была моя камера, которую я забыла около умывальника.
– Спасибо! – сказала я, подумав о том, что впервые в жизни где-то оставила камеру. И даже не заметила этого!
– Шалом! – ответила она и улыбнулась.
Я подошла к микроавтобусу, около которого сидел, жмурясь на декабрьском солнышке, Шмуль.
– Ну как? – спросил он, внимательно глядя на меня.
– Ты знаешь, со мной что-то произошло. Я сама не знаю что. Может, это недосып? Голова закружилась, я чуть в обморок не грохнулась. А потом еще и камеру забыла… И представь, мне ее вернули!
– У меня так каждый раз нечто вроде транса бывает, когда я к Стене подхожу, – покачал головой Шмуль. – Необычное состояние!
– Так это не случайность?
– Думай как хочешь… Ты записки не оставляла?
– Нет. Но заметила, что многие пытались оставить, подпрыгивали повыше…
– В основном так поступают туристы. Сами израильтяне нечасто записки в Стене оставляют, – сказал Шмуль.
– А что с этими записками дальше происходит?
– С ними есть особый ритуал! Каждые два года их собирают раввины и хоронят на еврейском кладбище. Выбрасывать их нельзя.
– Скажи, а что за бахрома торчит из-под одежды у религиозных дядечек?
– Ты про цицит, что ли? – рассмеялся гид. – Это важная деталь мужского туалета, она должна быть всегда на виду. Это для того, чтобы религиозные евреи регулярно вспоминали заповеди. Какими узлами цицит вяжут и что при этом с нитями происходит, я тебе точно не скажу, сам не знаю. Это целая наука. Знаю только, что одна нить должна быть особая – окрашенная тхелет. Когда-то очень длинные кисти были у фарисеев. А маленькая шляпка на лбу – это тфилла. Говорят, если у еврея есть цицит на одежде, тфилла на лбу и мезуза на двери – он полностью защищен от прегрешения.
– Ты тоже так думаешь? – подмигнув, спросила я. – Мезуза… Звучит красиво! Мезуза Горгона – отличный псевдоним для начинающей светской львицы! Кстати, что такое мезуза?
– Мезуза – это пергаментный свиток, на котором написаны вручную два особых отрывка из Торы. – Шмуль снова покраснел. – Он сворачивается в футляр и прикрепляется к дверному косяку справа. Его касаются пальцами, а потом их целуют. Даже многие евреи полагают, что футляр – и есть сама мезуза… Кстати, я не думаю, что это панацея от грехов!
– А туристы наши где застряли?
– Все еще в магазине. Затарились хамсами так, будто весь Сургут благословить и осчастливить решили, а теперь золотишко покупают на метраж. Там такие бобины стоят с дешевым золотом. Так бабулька на локоть наматывает – отмеряет, а Рита считает локти и берет! – усмехнулся Шмуль. – Ты сказала, у тебя есть армянская кровь?
– Да.
– Хочешь, провезу тебя через Армянский квартал? – шепнул мне гид, когда туристы загрузились в мини-бус и увлеченно рассматривали покупки. – Нашим-то друзьям все равно, где ехать. А тебе поснимать интересно будет. Да и посмотреть! Я покажу тебе старый армянский патриархат!
– Замечательно! Моя мама будет счастлива, что я тут побывала. А когда армяне появились в Иерусалиме?
– Вообще-то армяне тут появились очень давно, но армянская община сложилась только во времена крестоносцев, вокруг Армянского монастыря, – ответил гид. – Главная армянская святыня здесь – церковь Святого Иакова, построенная в ХI веке на месте более древней.
– А когда армяне вообще приняли христианство? От бабушки я слышала, что они были одними из первых! Это предмет особой национальной гордости!
– Точно. Армяне приняли христианство примерно в 301 году нашей эры, причем все разом. Таким образом, Армения стала первой в мире христианской страной. В 638 году тут был создан армянский патриархат. Смотри. Мы сейчас на Араратской улице!
Мы ехали по узким улочкам Армянского квартала. У меня защемило сердце. В центре Иерусалима оказались места, где все вывески были только на армянском, а на стенах развешаны карты геноцида армян. К своему удивлению, я даже разбирала некоторые слова.
На несколько секунд мне показалось, что я попала в благословенные кварталы Еревана, каким я помнила его еще по детству, – старинные каменные здания, арки, цветы под узкими окошками.
– Лучший фарфор в Иерусалиме – армянский, – начал было Шмуль и мгновенно пожалел об этом.
– Что? – сразу встав в стойку, спросила счастливо отоварившаяся золотишком Рита, мирно жевавшая бутерброд. – А почему мы тогда не останавливаемся?
– Мы вообще-то едем на Виа Долороза и к храму Гроба Господня… у нас уже не так много времени… – пролепетал гид.
– Фарфор надо брать! – тоном, не допускающим возражений, сказала Рита. Наверное, с неменьшей решимостью гангстеры брали какой-нибудь манхэттенский банк.
Шмуль покорно остановил машину на аварийке около одного из армянских магазинчиков.
– У них там что, в Сургуте своего фарфора нет, чтобы отсюда переть? – вздохнул он. – Хорошо, хоть за стоянки в неположенном месте тут не штрафуют, если кто-то в машине сидит.
Пока туристы отоваривались, я поснимала затерянные уголки Армянского квартала. Зашла в несколько лавок, встретила настоящих армян, выросших в Иерусалиме, но сохранивших национальные корни.
– Фамилия моего прадеда – Аветисян! – сказала я.
– Добро пожаловать! А мы – Карапетяны. Наши предки тут живут с 1902 года. Они работали в армянской типографии. Здесь расположено много достопримечательностей, в том числе Ассирийский монастырь, заложенный на месте дома матери апостола Марка – Анны. Согласно преданиям, именно в этот дом пришел святой апостол Петр, выведенный из темницы ангелом. Ты знаешь, что именно в этой церкви находится купель, где была крещена Дева Мария?
– Нет, не слышала никогда!
– То-то же. У нас в квартале много достопримечательностей. Большинство армян депортировались сюда во время геноцида, в начале прошлого века. Тут до сих пор отправляют службы на древнем арамейском
