Кабель должен был проходить как через них, так и через ячейки сети, каждый конец каждого куска кабеля заканчивался петлей, крепившейся к крюку сбрасывающего устройства; неожиданно оказалось весьма полезным то обстоятельство, что у каждого сбрасывающего устройства было по два крюка.
Когда я нажимал кнопку, кабели соскакивали с крюков, вес кирпичей заставлял сеть опускаться, свободные концы кабеля проходили через ячейки и рым-болты, все больше и больше освобождая сеть, пока весь груз не вываливался наружу. Во всяком случае, так все выглядело в теории.
Я знал, что через несколько футов куски кабеля застрянут – но все, что мне было нужно, – это чтобы один конец оставался свободным столько времени, чтобы сеть достаточно раскрылась. А остальную работу для меня должны были сделать 500 фунтов кирпичей.
Это было непросто и не давало возможности освобождать каждую сеть одним внезапным рывком, но я этого и не хотел. Я хотел создать непрерывный поток кирпичей вдоль всей линии 'вампиров', а не вывалить четыре груза на четыре самолета из одиннадцати.
– Но откуда вы знаете, друг мой, – спросил Луис, – что они специально для нас будут выстроены в аккуратную линию?
– Мы знаем, что обычно они стоят таким образом, и если Нэд не знает о нашем прибытии... Во всяком случае, вам когда-нибудь приходилось видеть военный аэродром, на котором самолеты не выстроены в ровную линию?
– Нет. Но я видел только тренировочные аэродромы. Там они выравнивают даже картофелины во время обеда.
– Ну, существуют вполне разумные причины для выравнивания самолетов. Это позволяет бензозаправщикам, грузовикам с боезапасом и обслуживающим бригадам двигаться вдоль линии. И командиры всегда стремятся выровнять свои самолеты, так как предпочитают, чтобы их быстро обслужили, а не ездили за каждой из разбросанных по всему полю машин.
– Будем надеяться, – кивнул он, пососав палец, уколотый о конец кабеля.
Мы умылись, смазали друг друга йодом, выпили по паре банок пива, съели легкий обед в 'Золотой голове' и к двум часам вернулись к 'митчеллу'.
К тому времени я уже поставил половину рым-болтов на место, а Луис отрезал два куска кабеля необходимой длины, расщепил их концы и связал их в петли. Однако по-прежнему не было ни кирпичей, ни Джи Би.
Мы закончили подготовку. Взлетная полоса была в нашем полном распоряжении: нас и солнца. Согласно британским традициям на Ямайке не существовало официальной сиесты – просто после обеда все отправлялись спать.
Внутри бомбового отсека было жарко, как в раскаленной до предела турецкой бане. Я выбрался наружу, растянулся в тени под крылом самолета и попросил:
– Угостите меня сигаретой.
Он перебросил мне пачку.
– Спасибо. – Я закурил, выпустил дым в сторону крыла и спросил: – Как вы оцениваете шансы Хименеса на победу, конечно, если иметь в виду, что нам удастся разделаться с 'вампирами'?
Он задумался, а потом сказал:
– Мне кажется, у него хорошие шансы. Конечно, он идет на риск, предпринимая наступление в это время года, когда университет закрыт на каникулы.
– А какое это имеет значение?
– Друг мой, студенты университета являются немалой силой в любой либеральной революции. Предпринимать наступление в тот момент, когда они на каникулах и рассеяны по всей стране, означает отказ от весьма существенной поддержки. Но ураган дает ему очень хороший шанс захватить Санто Бартоломео. Если он сможет это сделать, тогда... – Луис пожал плечами.
– Что тогда? Он не сможет захватить всю страну. И армия когда-нибудь вернется назад – с танками, артиллерией и...
– Друг мой, революция – это не война. По-настоящему это даже не военная операция. А кроме того – кто его враг? Всего лишь несколько руководителей, и все. Захотят ли армейские офицеры воевать с гражданскими? Солдаты – с крестьянами? Захочет ли вся армия вести захватническую войну в своей собственной стране, угрожая собственным домам, женам и детям?
– Революция – это дело веры. Победить можно, если достаточное количество людей поверит, что вы должны победить. Поэтому если вы захватите столицу, назначите новое правительство, сообщите об этом по радио, вновь откроете магазины и предприятия – и может быть вас даже признают иностранные правительства – тогда люди скажут: 'Все позади; свершилось'. И тогда это по-настоящему свершится. Если Хименес сможет все это проделать до того, как армия вернется домой – тогда стрельбы не будет. Потому что начать такую стрельбу означало бы развязать гражданскую войну.
Я задумчиво кивнул и ощутил болезненный удар, так как забыл, что моя голова лежит на асфальте взлетной полосы.
– Но если Хименесу не удастся удержать Санто Бартоломео так долго?
Наступило пауза. Потом он тихо сказал:
– Тогда он проиграл. С ним будет покончено. Это оборотная сторона медали. Народ никогда не поверит, что человек может победить, если однажды он проиграл. До сих пор Хименес вел партизанскую войну: он никогда не стремился удержать своих позиций, постоянно уходил в горы – просто старался сохранить свои силы. Но теперь он должен захватить Бартоломео. Сегодня вечером он примет на себя ответственное и рискованное обязательство – и это уже навсегда.
– Вы действительно прислушиваетесь к мисс Хименес?
Он взглянул на меня и его темные глаза неожиданно показались мне очень старыми. Потом он печально улыбнулся.
