Даже больше, как ей показалось.
Он, должно быть, шутит, недоумевала она.
Все тело лихорадочно трясло; виски сжимала непонятная тупая боль. Внизу живота ощущалось какое-то жужжание, словно кишки гудели от проходящего через них тока.
Таймер она положила рядом с ножом на дно гроба.
Коробка свалилась на пол, когда она вставала, держа бретельку пеньюара между большим и указательным пальцами. Та напоминала узенькую шелковую ленточку, а наряд, покачивающийся ниже, похоже, был ровно такой длины, чтобы едва прикрывать бедра.
Луч фонаря просветил воздушную красную ткань.
«И вправду желает, чтобы я разделась и надела это, – подумала она. – А затем легла в гроб на полчаса».
– Ну уж нет! – пробормотала она. – Не на ту напал. – Громким голосом она произнесла: – Ты не в своем уме.
Ответа не последовало.
Да она его и не ожидала.
МИР никогда не отвечал.
– Но он должен быть здесь, – сказала она себе. – Он обещал еще один «приз», если я исполню распоряжения. Ему придется доставить его, не так ли? А если МИР не наблюдает за мной, то как узнает, сделала ли я то, что он хотел?
Если он не смотрит, тогда зачем ему нужно, чтобы я это делала?
Несомненно, наблюдает. Может, через отверстие в стене. Или еще каким-нибудь пакостным образом.
Готов заплатить мне шесть тысяч четыреста баксов, чтобы подсмотреть, как я раздеваюсь.
Что за удовольствие подсматривать в темной комнате?
"Если выключить фонарь, – подумала она, – никто не сможет ничего увидеть.
Кроме того, разве он уже не все видел? Той ночью, должно быть, подглядывал за мной в душевой. Да и неизвестно, сколько еще раз он видел меня совершенно голой? Приходит и уходит когда вздумается, вроде как человек-невидимка.
А может, он и есть невидимка, – мелькнуло у нее в голове. – Тогда бы многое стало понятно.
Может, он – привидение".
– Состоятельный призрак, – пробормотала она, – склонный к вуаризму.
"Он дает мне деньги, – напомнила она себе. – И это может стать концом моего обогащения, если не выполню указаний. Неужели я допущу, чтобы какая-то стыдливость помешала мне заработать шесть тысяч четыреста долларов? Плюс все те деньги, которые я смогу получить в будущем, если не отступлю?
Особенно если учесть, что он уже видел меня обнаженной.
Тем более для него не составит труда забраться в мой дом – вероятно, побывал там уже во всех уголках, – и увидеть или сделать почти все, что взбредет в голову".
– Я могу это сделать, – сказала она себе. – Подумаешь, дела.
Ладно, а как быть с гробом?
Можно и это. Можно все. Все дело в том, как себя настроишь.
Медленно перемещая фонарь, она тщательно осмотрела внутреннюю часть гроба. Ни малейших признаков грязи или насекомых. На вид – абсолютная чистота.
Интересно, какие ощущения испытывает кожа при соприкосновении с атласом? Вероятно, скользкая прохлада.
Иногда ей очень хотелось купить домой атласные простыни...
Нет? Не видно никакой другой мебели, тоже мне «спальня Мастера».
Неужели МИР спит прямо здесь, внутри гроба? – недоумевала она. Как вампир?
Может, он и есть вампир.
– Чушь! – пробормотала она.
«Если он и спит в этой штуковине, – подумала она, – это его проблемы. Сейчас в нем чисто. По мне, так вполне чисто».
Наступив на задник кроссовки, она вытащила из нее ногу, занесла над стенкой гроба и поставила на подбитое атласом днище. Удерживая бретельку пеньюара в зубах, она наклонилась и свободной рукой сняла другую.
Обе кроссовки остались на полу.
Встав в гроб, Джейн погасила фонарь, присела и положила его у ног. Затем встала, вынула бретельку изо рта и взглянула на себя. Но все, что увидела, было либо совершенно черным, либо различных оттенков темно-серого цвета.
В подобной темноте можно нагишом расхаживать в переполненной комнате и никто ничего не увидит.
Балансируя на одной ноге, она подняла другую и стащила носок.
Прикосновение босой ноги к атласу было очень приятно.
Джейн вся затрепетала.
Но не остановилась.
Когда носки были сняты, Джейн присела, протянула руку над стенкой гроба и затолкала их в кроссовку.
Пистолет сунула под подушку.
Чтобы оставить руки свободными, она вновь взяла в зубы плечики пеньюара. Они были влажными с прошлого раза – на вкус словно мокрый шнурок, и она стала припоминать, держала ли она когда-нибудь во рту шнурок от туфли, мокрый или сухой.
Могло случиться такое в детстве, подумала она.
Хотя сейчас уже трудно было представить, что когда-то она была ребенком. Даже странным казалось думать о том, что вообще существовало что-то до прихода в этот дом.
Опасаясь перепачкать одежду, Джейн аккуратно сложила рубашку и брюки, присела и бережно опустила их на кроссовки. Затем встала и высоко подняла руки, чтобы надеть пеньюар через голову, но передумала и опустила их.
– Подожду пару секунд, – решила она.
Одежда была плотной, сырой и липкой от пота. Поэтому так приятно было снять ее, но она не была готова надеть что-нибудь другое, пусть даже столь скудный и тонкий как дымка предмет туалета, каким был подарок МИРа. Ночной воздух нежным дыханием ласкал обнаженную кожу. Лучше бы небольшой сквознячок, и она подумала, а не снять ли трусики.
Плотно обтягивая, они были влажными, к тому же вызывали легкий зуд.
Вначале она совсем не собиралась их снимать. В конце концов, в записке МИРа приказывалось лишь надеть ночнушку, а не раздеваться догола. Поэтому, если бы она оставила на себе трусики, это бы нисколько не противоречило каким-либо конкретным распоряжениям.
Она спустила их, вынула из них ноги, присела на корточки и положила на горку своих вещей возле гроба. На какое-то время она задержалась в этом положении, наслаждаясь ощущением прохлады в том месте, где какую-то минуту назад было так жарко и влажно.
От волнения ее охватила дрожь, казалось, даже легкие трепетали на вдохе и выдохе.
Но это не имело ничего общего с простудой. И не было вызвано страхом. Главным образом это было