— Думаю, вы знаете, что это лишь слегка ослабит давление, — сказал ветеринар. — Если она еще не каталась по земле, может, мы и спасем ее. Ближе к обеду станет ясно. Ну, вы знаете, что делать. Пятнадцать минут водить, тридцать отдыхать. Водить и отдыхать. Не давать ложиться на землю и, главное, следить, чтобы лошадь не каталась.
— Мы знаем, док, спасибо. — Уэс повернулся к Виктории: — Док оставил нам еще лекарства.
Виктория сказала с надеждой:
— Когда я подняла ее первый раз, то слышала небольшое движение в кишечнике. Может, она еще выберется.
Ветеринар снял резиновые перчатки и убрал катетер в ведро.
— Увидим. На данный момент я сделал все, что мог. Приеду… — он взглянул на часы, — в шесть. Если понадоблюсь до этого, звоните.
Виктория знала, что он имеет в виду. Если лошадь упадет и не сможет подняться, если начнет кататься… придется ее усыпить. Боль настолько невыносима, что… нет, лучше сейчас об этом не думать.
Она начала водить лошадь кругами. Тихо переговариваясь, Уэс и ветеринар, худощавый с острыми чертами лица мужчина, вышли.
Интересно, сколько Тонка съела? Сколько выпила воды? Когда пятнадцать минут истекли, Виктория заперла лошадь в стойле и пошла в кладовую.
Крышка на баке с кормом была сдвинута. В баке помещалось пятьдесят фунтов. Почти половина корма отсутствовала. С таким количеством еды лошади не справиться. Тот, кто придумал выражение «ест как лошадь», в лошадях совершенно ничего не смыслил. Рацион лошади строго рассчитан. Пнув в бессильной злобе бак, Виктория вышла и заперла дверь. Слишком поздно.
Появился Уэс с сандвичами и кока-колой в руках.
— Поешь, — попросил он. — Я повожу ее.
В ответ она только взглянула на него. Уэс повысил голос:
— Предстоит долгий день. Тебе нужны силы!
Понимая, что он прав, Виктория передала ему повод и села, бездумно глядя перед собой и нехотя жуя сандвич.
Тянулись часы. Приходили Бак и ребята, предлагая водить лошадь по очереди. Виктория отказалась.
— Это моя лошадь.
Уэс появлялся время от времени, делал инъекцию релаксанта, потом тихо исчезал. Он видел, что она измотана, видел боль в ее глазах, на щеках следы от слез. Ее вид разрывал ему сердце.
В шесть снова приехал ветеринар, осмотрел лошадь.
— Ну как? — с надеждой спросила Виктория.
Тот тяжело вздохнул и покачал головой.
— Я могу сейчас умертвить ее или, если хотите, дадим ей еще пару часов. Но никаких изменений к лучшему я не вижу.
Как во сне Виктория вновь водила и водила лошадь. Когда она остановилась, измученное животное упало.
Снова пришли Бак и остальные. Стегая лошадь, чтобы та поднялась, вне себя от горя, со слезами, катящимися по щекам непрерывным потоком, она закричала на них:
— Убирайтесь! Это моя лошадь! Вставай, Тонка, вставай же!
Глядя на Викторию, Бак пробормотал:
— Как ее отец…
— Что? — спросил Уэс.
— Ничего. — Бак махнул рукой. Лошадь захрапела и начала кататься. Купер понял, что пора вызывать ветеринара.
Виктория смирилась.
— Уэс, позвони. Время.
— Уже позвонил. Он едет.
Ветеринар прибыл с огромным шприцем и сделал смертельный укол.
Виктория больше не плакала. Она положила голову лошади себе на колени.
— Она уже ничего не чувствует, — объяснил ветеринар. — Но пройдет еще минут пятнадцать, прежде чем сердце перестанет биться, Уэс положил руку на плечо Виктории, но та стряхнула ее. Слезы вновь заструились по ее лицу.
Все вышли, оставив ее одну с Тонкой.
Виктория ушла из конюшни часом позже. Уэс ждал ее, прислонившись к забору. Отбросив только что зажженную сигарету, он направился к ней. Виктория жестом остановила его.
— Мне нужно принять ванну и поспать.
— Тебе нужно поесть, — возразил Уэс, шагая рядом. — Я принесу тебе что-нибудь в номер.
— Не надо.
— Надо.
Виктория остановилась, Кругом были туристы, но ее это не волновало.
— Оставь меня. Это ты виноват в смерти Тонки, ты! Уйди!
Она сознавала, что произносит ужасные, несправедливые слова, и ненавидела себя за это. Но сейчас ей было так плохо, что все вызывало отвращение. Как будто она тяжело заболела. Пусть и ему будет так же плохо! Уэс понимал, что с горя человек способен и не то выкинуть, но все равно это обвинение больно его задело. Виктория отвергла его; Уэс чувствовал, что между ними выросла некая преграда, и это причиняло ему большую боль, чем смерть ее лошади.
Виктория поднялась к себе, едва переставляя ноги, казалось, налитые свинцом.
В комнате она привалилась к двери и тихо сползла на пол. Сидя на полу, она разрыдалась, выпустив наконец свое горе наружу.
Слезы немного облегчили страдания, и Виктория нашла в себе силы наполнить ванну водой. Побросав на пол одежду, она опустилась в теплую воду.
Когда вода почти остыла, она выбралась из ванны и, завернувшись в полотенце, упала на кровать поверх одеяла. Измученная пережитым, вскоре она погрузилась в сон…
Дверь комнаты медленно приоткрылась, и внутрь прокрался Ник. Подойдя к кровати, он тихо сел рядом, стараясь не потревожить Викторию. Его рука осторожно погладила ее волосы. Он хотел погладить и обнаженное влажное плечо, но не посмел. Не сейчас. Придет время, когда они будут вместе. Он может подождать. Ник смотрел на стройные длинные ноги. Бедная Виктория. Но теперь она поймет, что Уэс не для нее. Теперь она поймет.
Осторожно он трогал ее вещи на туалетном столике: щетку для волос, рубиновые сережки, ожерелье. Открыв шкаф, Ник провел рукой по одежде, вдыхая тонкий запах ее духов.
Он завоюет любовь этой женщины. Внутренний голос подсказывал, что ему делать, чтобы добиться своего.
Виктория застонала во сне. Как же он любит ее! И никому не отдаст. Перед глазами возник Купер, лежащий лицом вниз в пыли. Она увидит его поражение.
Ник сидел рядом, пока не опустилась ночь. Он легко дотронулся до безымянного пальца на левой руке Виктории, где его воображение уже рисовало обручальное кольцо. Потом воспоминание о лошади омрачило его мечты. Да, лошадь умерла. В страданиях. Ник почувствовал резкую боль в голове и тошноту. Так больно еще никогда не было. Он прижал кулаки к вискам. Когда боль чуть отступила, он выскользнул из комнаты.
9
Уэстон Купер стоял у окна. Последние туристы расходились. Глори-таун накрыла ночь. Кто же все-таки
