— А при чем здесь Бьёрн из Лейрура? — спросила девушка.
— С такого человека, как он, маловато хутора и скотины.
— С какой стати мы должны рассчитывать на Бьёрна из Лейрура, чужого нам человека? — спросила девушка. — Вот когда приедет отец, я скажу ему: отец, отдай мне и Йоуи из Драунгара половину нашего хутора. Ты дело говоришь, дочка, ответит он.
— Твой отец бедный человек, — сказал парень. — И мой тоже. А то, что я зарабатывал в Торлауксхёбне, я отдавал на хозяйство; только в этом году я могу рассчитывать на свою долю. Думаю, надо воспользоваться случаем и потребовать от него золото.
— За что?
— Ну, если говорить напрямик, так за то, что ты спала с ним, как ты сама призналась.
— Как я рада, что не разрешила тебе сесть на Крапи, лошадь моего отца, — сказала девушка.
— Бьёрн швырнул тебе одну английскую гинею, а тебе следовало бы получить все сто. Я хотел бы, чтобы ты сама пошла и сказала ему это…
— Ну, уж если я к кому-нибудь и пойду, так это к отцу. У него есть золото, драгоценности. И вдобавок еще тайны, в потайном ящичке, — тайны, которые ни одна душа никогда не увидит, — сказала девушка.
Глава пятнадцатая. Весной появляется ребенок
Весной не пришло ни письма, ни привета, и никаких новостей. Прибыл почтовый пароход «Диана» и опять ушел. В Лиде всю весну не теряли надежды, все ждали — вот-вот придет наконец смятый клочок бумаги, побывавший во многих грязных руках, как прошлой осенью. Но увы!
Овцы не окотились, как у других хуторян. Молока от коровы — подарка Бьёрна из Лейрура — едва хватало. И худо бы пришлось обитателям хутора, не получи они мешка ржи и пакета сахара от неизвестного благодетеля.
Земля лежала изувеченная лошадьми прошлой осенью. Еще в худшем состоянии был выгон; никакой надежды, что летом здесь понадобится коса. А как больно смотреть на усыпанный камнями двор! Сколько в этом году их нападало с гор! Такой ухоженный двор, сиявший прежде чистотой и порядком, со своей прославленной изгородью, пришел с осени в упадок, запустел.
Все на хуторе чувствовали себя плохо, и неудивительно — это обычное состояние в деревнях весной. Особенно нездоровилось дочери: она жаловалась на боли в паху и в животе.
Уж не заворот ли кишок — опасалась мать.
Но когда боли отпустили, женщина успокоилась и сказала, что, должно быть, всего-навсего колики.
Однажды Стейнбьорг с криком бросилась в постель.
— А что, если поставить холодный компресс? — спросила мать.
Когда холодный компресс не помог, мать предложила попробовать горячий.
К вечеру девушка не могла уже больше терпеть. Одолжив лошадь, мать послала сына на восток, через реку, за доктором. Поездка туда занимала несколько часов.
Утром, когда взошло солнце, мальчик привез доктора. К этому времени Стейна разродилась. Родился мальчик. Роды принимала мать.
Доктор рассвирепел. Он кричал, что никому не сделал ничего дурного в этом приходе и не заслужил, чтобы над ним так издевались.
— И откуда нам могло прийти в голову, что с ней именно это? — сказала мать.
— Ну а что скажет она сама? — спросил доктор.
— Мне откуда было знать? — ответила Стейна. — Я-то меньше всего ждала этого.
— Ну, тебе прекрасно известно, где ты бывала, — сказал доктор.
— Я нигде не бывала — только дома.
— Да, бог еще раз доказал свое могущество, — воскликнула мать. — Когда мы все уже готовы были потерять веру, и на свет не появлялись ягнята…
— Вам нечего передо мной оправдываться, — заявил доктор. — Рожайте сколько вам вздумается, но я тут ни при чем. Я вам не повитуха.
— Здесь наверняка свершилось чудо, — сказала мать. — Разрешите предложить вам чашечку кофе…
После доктора на хуторе появился пастор. Правда, он пришел уже тогда, когда девушка встала с постели. Он заявился со своей большой книгой. Ему тоже предложили кофе.
Он ответил:
— С тех пор как придумали этот кофе, бедному священнослужителю не предлагают и маковой росинки. Сегодня это уже тридцать седьмая чашка! Скоро я испущу дух из-за болезни желудка, как и мои предшественники. Но прежде, чем умру, я хочу зарегистрировать, что тут у вас случилось.
— Ничего не случилось, кроме того, что известно пастору, — сказала женщина. — Хозяин покинул свой дом, и никто не знает, жив он или умер.
Пастор надел очки, вытащил из кармана чернильницу и открыл книгу.
— Буду кратким. Стейнар Стейнссон. Никаких изменений, кроме того, что уехал за границу гостить к королю. Ходят слухи, что он повстречал там многоженца Тьоудрекура с островов Вестманнаэйяр. Да, гм… моя милая, он объявится, если не умер. Что еще?
— Остались только дети и я.
— Я всех занес в книгу, кого крестил и конфирмовал. Что еще?
— Ничего, кроме того, что родился ребенок…
— Вот как… — произнес пастор. — А разве вы ожидали чего-либо другого?
— Мы до сих пор не можем взять в толк, откуда он появился?
Призвали девушку, и пастор остался с нею с глазу на глаз.
— С каких пор, птичка моя, мы приобщились к христианству? — спросил он, имея в виду, когда конфирмовалась девушка. Выслушав ответ, он заметил: — Ну что же, многие девушки начинают и раньше. Я слыхал, что маленький здоров?
— Да, вполне здоров, — ответила девушка. — Спасибо.
— А кто отец?
— Не знаю, ребенок появился сам по себе.
— Да… гм… и все же…
— Мама тоже уверяет, что должен быть отец, — сказала девушка. — Хотя, правду говоря, я не понимаю, для чего?
— Видишь ли, так красивее выглядит в церковной книге, — ответил пастор. — Скажи, что стряслось с тобой, моя птичка?
— Ничего. Не понимаю, что должно было со мной стрястись.
— Для этого, конечно, не обязательно все снимать с себя.
— Я ничего не снимала с себя, — изумилась девушка.
— Ну ладно. Скажи-ка, ведь это правда, что осенью здесь останавливалось много лошадей? — спросил пастор.
— Кажется, да.
— А эти парни, что перегоняют лошадей, — веселый народ, не правда ли?
— Они меня не веселили.
— Нередко бывает в наших краях, что молодая девушка помогает ночному гостю раздеваться поздним вечером. Ну а что потом? Она тянет в одну сторону, он в другую, он привлекает ее к себе, да так сильно, что она не успевает опомниться, как уже оказывается в его объятиях в постели.
— Никогда раньше об этом не слыхала, — сказала девушка. — А что же потом?
— Весной появляется ребенок… Такие случаи записаны в моей книге.
— Я не лежала ни в чьих объятиях. Нас, детей, отсылали спать в сарай.
