— Я скажу ему: как жаль, что он сбрил бороду — она делала его таким необычным.
Однако она знала, что это всего-навсего бравада. Впрочем, если повезет, то самые большие подхалимы из их группы монополизируют его, и ей вообще не представится возможность сказать ему даже пару слов.
Однако первое же, о чем сияющий Билл Поллок объявил собравшимся, группе человек в двадцать, было следующее:
— Алек Рассел просил меня извиниться за его отсутствие на этой встрече. Сегодня он находился в дороге с самого раннего утра и, разумеется, хочет отдохнуть и явиться свежим на завтрашние занятия, которые начнутся, кстати, ровно в девять, и я надеюсь, что вы проявите уважение к нему своей пунктуальностью. Должен сказать, такое случается нечасто, — продолжал он экспансивно, — когда художник такого калибра проявляет готовность пожертвовать своим временем и талантом, наставляя любителей. Мне повезло, я имел честь наблюдать за его работой, видел, как он преподает, и сейчас прошу выбросить из головы те предвзятые концепции, касающиеся преподавания живописи, которые вы могли усвоить прежде. Подход Алека в высшей степени индивидуален и может поначалу немного обескуражить, если вы прежде посещали обычные занятия. Некоторые из вас, впрочем, уже знают, что его отношения с официальными художественными кругами в прошлом были далеко не дружескими, и в этом, по моему мнению, он следует традиции ряда видных новаторов в живописи последних двух столетий. Так что, прошу вас, отбросьте свои предрассудки, пусть ваше сознание будет как чистый холст. И если вы пройдете весь курс, — это прозвучало почти как просьба, подумалось Розе, — то уедете из Уэстли с обостренным художественным зрением, более смелыми и более живыми в своем творчестве. Я желаю вам всем, чтобы эти две недели прошли успешно и вознаградили вас за усилия.
— Густовато кладет краски, не находите? — прокомментировал выступление Поллока пожилой, молодцеватый мужчина, когда все отправились пить кофе.
— Определенно, тут требуется большая доза скипидара, — пошутил Джонатан под благодарный хор нервных смешков. В группе воцарилась неуловимая атмосфера предэкзаменационной напряженности, возбуждения и восторга в смеси с чем-то, похожим на боязливые ожидания.
Все они представляли собой весьма пеструю картину, и все же их социальное положение, профессия и возраст отошли на задний план, уступив место общности интересов. Роза, будучи сама педагогом, подумала о трудностях, которые возникнут перед руководителем семинара, когда он столкнется с такой разношерстной публикой. Она догадывалась, что Рассел в первую очередь творческий человек, о уж учитель во вторую, и скептически подумала, что, при всей его пресловутом гениальности, хватит ли у него терпении и выдержки, чтобы вести эту группу к успеху.
— Приходи ко мне в комнату на чашечку кофе перед сном, — вкрадчиво пригласил Джонатан, когда группа разошлась, решив попытать счастья.
— Очень любезно с твоей стороны, однако я прямо-таки с ног валюсь, а по всему похоже, что завтра нам понадобятся все наши силы, — улыбнулась Роза, извиняясь, и подумала, что этот довод покажется через пару вечеров, пожалуй, немного избитым. Не было никаких сомнений, что интерес Джонатана к ней был далеко не платоническим, однако он был обходительным и цивилизованным партнером и принял ее отказ без возражений. «Если муж-тина приглашает тебя в свое жилище, — наставляла ее Филиппа, — то только по одной причине. Так, что если кто-нибудь упомянет о своих гравюрах, ты не надейся действительно увидеть их у него, хоть ты и находишься на семинаре по живописи. А если примешь какое- либо из предложений, то не забывай, что даже приятные мужчины не терпят, когда их водят за нос — а и твоем возрасте и при внешних данных они наверняка решат, что ты понимаешь, что к чему».
Филиппа искренне испытывала беспокойство за Розу из-за своей роли в ее преображении. Она говорила ей о возможности встречи с сексуально активными самцами. Однако сама Роза не придавала ее словам особого значения. У нее не было абсолютно никаких намерений водить кого бы то ни было за нос, а Джонатан уже и сам допустил, что у нее есть дома постоянный приятель. И она вознамерилась ссылаться почаще на Найджела, как на жениха. Это поможет удерживать Джонатана на расстоянии, не ущемляя его самолюбия.
Наутро Роза проснулась рано и позавтракала, когда народу было еще мало. В тот день она надела темно-синюю свободную блузу с коротким рукавом, собранную в талии гессенским поясом. Она все еще никак не могла привыкнуть к тому, что каждое утро видела в зеркале свой новый облик, и особенно тщательно возилась с волосами и косметикой, чтобы укрепить свой боевой дух на весь день.
Без четверти девять она встретилась с Джонатаном в большой студии. Две молоденькие девушки, с которыми они познакомились накануне вечером за кофе, уже устроились впереди всех. Это была парочка жизнерадостных сестричек-кокни[5], восемнадцати и девятнадцати лет; они прямо-таки бурлили от восторга и возбуждения.
— Привет, Роза, — хихикая произнесла Трейси, старшая из них. — Ты уже его видела? А мы с Ивонной видели, как он разговаривал сегодня утром с мистером Поллоком. Он обалденный!
— Ты так думаешь? — неопределенно спросила Роза, играя роль зрелой женщины. — Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, однако он не совсем мой тип.
— Я клянусь, что это твой тип, Роза, — затараторила Ивонна. — Ты рассмотри его получше. Говорят, он такой любитель женщин…
— Не беспокойся, Роза, — вежливо перебил их Джонатан. — Я рядом и смогу тебя защитить. А кстати, каков же твой тип?
— Я думаю, что Найджел как раз мой тип, — ответила она беззаботно, вспомнив о своем решении. — Мой приятель, который остался дома, ты знаешь.
— Вот оно что. Я удивляюсь, как это он еще отпустил тебя сюда одну. Он что, наивен или так уверен в себе?
— Ни то и ни другое, — торопливо парировала Роза. — Я полагаю, что могу постоять за себя, вот и все.
Стали собираться понемножку и остальные. Перед каждым стулом стоял мольберт, а в задней части студии на длинном низком столике были разложены материалы в большом разнообразии. Для маленькой группы помещение казалось огромным. Посредине студии был сделан помост. Роза отметила, что все учащиеся сели не с той стороны помоста, лицом к источнику света, а надо бы спиной, однако подумала, что, возможно, для этого были какие-то основания. Гул болтовни распространился по группе, когда все стали обсуждать обстановку в студии и предстоящий день.
Алек Рассел вошел в студию так тихо, что никто не заметил его, пока он не занял место перед группой. Болтовня резко прекратилась. Рассел выдержал долгую паузу, отмеченную, словно пунктиром, покашливанием наиболее нервных слушателей, разглядывая в это время своих подопечных тем же злобным взглядом за стальной оправой, который пронзил Розу в поезде. Он был одет буднично, но элегантно: черные брюки из рубчатого плиса и бледно-голубая рубашка с коротким рукавом, обнажающая мускулистые руки с поблескивавшими на них светлыми волосками. Казалось, одно его присутствие на помосте вызывало рябь благоговения в рядах студийцев.
— Две недели, — начал он сочным, приятным голосом, — короткий срок. Я не намерен обещать вам, что добьемся чего-то существенного. Я вынужден высказать некоторые предположения в отношении вас, которые, к несчастью, могут оказаться излишне оптимистичными. Например, что вы не знакомы с основными принципами анатомии. Что вы уже до этого освоили ряд технических навыков, без овладения которыми невозможна свобода экспрессии. Учитывая все это, мы будем концентрировать наши усилия на совершенствовании технических навыков вплоть до того момента, когда сможем от них оторваться, освоив собственные навыки, более индивидуальные и более впечатляющие.
Однако не сможем импровизировать, пока не одолеем пару ступенек. Начнем мы с быстрого карандашного рисунка натурщика. Потом я отпущу модель и попрошу нас использовать рисунок в качестве основы для аналогичного изображения в масле. Цель этого упражнения заключается не в том, чтобы сэкономить на гонораре модели. А чтобы научить вас работать с образом, хранящимся у вас в памяти, и исправить естественную тенденцию, присущую всем нам, писать картину так же механически, как говорит попугай. Я даю нам час на рисунок, что более чем роскошно. Прошу вас взять бумагу и карандаши в задней части студии.
После этого он неожиданно вышел из помещения, а через пару минут в нем появился довольно хилый
